— Ну, ну! — подбадривал я. — Попробуйте вспомнить. Вы ведь и сами были человеком.
Он посмотрел на меня исподлобья:
— Но… если мы допустим, чтобы рядом с нами жили предатели, то… то…
— То что?
Он пожал плечами и еще раз крутанул трубкой.
— Ну, мы тогда, выходит, будем дышать с ними одним воздухом?
Меня вдруг замутило от приторного, гудящего осами аромата, который нас окружал. Здешний воздух был какой-то искусственный, фальшивый, в нем не хватало самого простого запаха земли. А смотритель все размахивал руками, убеждая самого себя:
— Вот именно, дышать будет нечем!
Мне эта респираторная риторика начала надоедать. Я подошел к смотрителю вплотную. Он струсил и отпрянул:
— Не прикасайтесь ко мне! А то закричу!
— Кричите на здоровье, — сказал я. — У вас тут тихое местечко. На километры вокруг никого нет.
Бедняга задрожал:
— Вы меня не убьете? Какой вам от этого толк?
— Никакого, — ответил я. — Это будет бескорыстный поступок.
Я взял его за горло.
— Месье, значит, не хочет, чтобы ему грязнили воздух? А почему, скажи на милость, ты стал путевым смотрителем?
— Потому что меня не взяли в смотрители маяка. Там требовался опыт службы во флоте.
— Но и тут, на переезде, тоже неплохо, а?
Он с ненавистью посмотрел и с внезапной откровенностью сказал:
— Но далеко не так, как на отрезанном от мира маяке.
— И все-таки тут можно разводить цветочки и плевать на все, что происходит в мире, ведь верно? Война, Сопротивление — все мимо, нас все это не касается. Мы просто смотрим, как проезжают поезда, и все.
В его глазах опять сверкнула ненависть.
— Некоторые останавливаются, — процедил он.
Я стиснул зубы и тряханул его:
— Ах ты, сволочь! Скотина! Чистый воздух ему подавай!
— Мне больно!
— И ты будешь кого-то называть предателем? А ну скажи, ты, гнида, есть хоть что-нибудь, чего ты за свою жизнь не предал? Может, ты не бросил кого-нибудь в беде? Не отвернулся от чужого страдания? Да ты первый предатель и есть! С тебя и надо начинать.
— С ума вы сошли! Никого я не предал! Я вообще никогда ни во что не вмешивался! Он сумасшедший! На помощь! Вы меня задушите…
— А в конкурсах садоводов участвовал, признавайся? Небось какой-нибудь новый сорт роз вывел, точно? И получил награду?
В глазах перепуганного смотрителя блеснула гордость.
— Желтая императрица, — просипел он. — Сорок третий год, первая премия.
— Ага, признаешься? Вот видишь! Ты сказал, в сорок третьем? А знаешь, что происходило в сорок третьем году?
— Нет, — выжал он из себя. Глаза его едва не вылезали из орбит. — По крайней мере я тут ни при чем!
