Рен, отыскав меня взглядом, улыбнулась, как улыбнулась бы на ее месте мать, увидевшая давно сбежавшую из дому дочь. Заметив рядом со мной Рассела, она положила руки на сердце. Не знаю, стоило ли привлекать к организации встречи двух одиноких сердец всеобщее внимание и насколько такая шумиха вообще соответствовала существующему в данной сфере этикету, но Рассел улыбнулся, и я не стала посылать подруге молчаливых предупреждений. Кому мешает, если за спиной у него целая команда поддержки? По крайней мере никто из них не шипел мне в спину, как накануне Эмма.
— Вот вы где! — Рен не побежала ко мне, потому что держала на руках Джеймса, но все остальное сделала. — Мили! Расс! — Снова объятия.
— Привет, Рен. — Рассел улыбнулся и погладил малыша Джеймса по голове. — Какой он уже большой.
— Да. И весит немало. — Рен покачала сынишку, который продолжал спокойно посапывать. — Спит и в ус не дует. Все только и говорят, какая я везучая.
— Эй, крабы остывают! — крикнул кто-то, и все устремились к столам. Стараниями Рен мы с Расселом оказались рядом. Остальные как будто только этого и ждали и, удостоверившись в том, что план исполняется, набросились на угощение, зазвенели запотевшими кружками, загалдели. Говорили о разном: о лыжных домиках, ценах на бензин, летних лагерях для детей, предстоящих родах Кэти и о том, как замечательно мы выкрасили забор. Рен и Пит, выступавшие в роли эдакого Тома Сойера, снисходительно выслушивали отчеты о вкладе каждого в обустройство их пансионата, одобрительно кивали и аплодировали. Всем было даровано право бесплатного проживания здесь в любое время года. Я тоже попала в список привилегированных гостей, хотя мой вклад равнялся всего лишь шести часам во временном измерении. Впрочем, против моего попадания в клуб избранных никто не возражал.
— Как дела? — спросила Рен, наклоняясь ко мне в тот самый момент, когда я разломила первого краба и любовалась полосками белого мяса, разделенного хрящевыми перегородками. Никаких специальных приспособлений на столе не было. Мы брали крабов руками, обсасывали клешни, разбивали деревянным молотком неуступчивые панцири и смеялись, когда сок попадал на соседей.
— Какие дела? — Я притворилась, что не понимаю.
— С Расселом, — прошептала она.
— Эй, Рен, я тут, рядом. И прекрасно слышу.
Все рассмеялись.
— Давайте есть, а вы, девочки, потерпите — посплетничаете потом. — Пит покачал головой. — Расс, старина, ты попал.
— А мне даже нравится. — Рассел разломил гигантскую клешню и галантно протянул мне. Получилось неожиданно и очень мило. Никогда в жизни никто не оказывал мне такой любезности.
