Прощай, мечта | страница 59



Он засмеялся и дотронулся до ее щеки:

— Да, дорогая. Я всегда прекрасно справлялся. Но сейчас речь идет о девушке, в которую я влюбился.

— А… — Тори вдруг стало грустно.

Его взгляд стал задумчивым.

— Она была такая красивая, маленькая и хрупкая, похожая на цветок. Я был молод, чувствовал себя неотразимым, сильным и смелым. Она меня очаровала. Она рассказала о том, как семья продала ее плантатору, потому что они были ужасно бедны — надо было кормить еще восемь детей.

— Какой кошмар!

— Да. Плантатор обещал хорошо с ней обходиться, но обманул. Она была так несчастна и испугана. Она рассказала мне о том, какие жестокости претерпела от него. — Марк покачал головой, вспоминая свое простодушие. — Я был вне себя от ярости. Я горел желанием защитить ее. Поэтому совершил очень глупый поступок.

— Ох!

— Да. Выполнив задание, я уехал и взял ее с собой.

Тори так и знала — он до конца поведет себя как герой.

— Это благородно.

— Нет. — Марк скривился. — Мы путешествовали два дня, приехали наконец в город и поселились в гостинице. У меня в голове роилось столько планов. Я думал… — Он замолк, посмотрел на Тори и кисло улыбнулся. — Черт, не все ли равно, что я думал? На следующий день я проснулся на рассвете, а ее не было. И вместе с ней исчезли все мои деньги.

— О боже!

Марк взглянул на Тори и засмеялся. Она похожа на ангела: светлые волосы обрамляют лицо подобно золотым нитям, зеленые глаза светятся, а веки отяжелели от выпитого вина. Он едва не задохнулся от нестерпимого желания поцеловать ее. Пришлось отвернуться и сделать несколько глубоких вдохов, чтобы прийти в себя.

— О’кей. Я закончу эту историю. Красавица, в которую — как я думал — я влюбился, не только украла все мои деньги, она сообщила обо мне местным бандитам. Я еле ноги от них унес, но кое-что осталось на память. — Он задрал рубашку. — Видишь? — Кривой уродливый шрам тянулся на коже под ребрами. — Вот куда приводит доверие.

Тори положила ладонь на это место и, не думая о том, что делает, нагнула голову и прижалась губами к полоске шрама.

Он вздрогнул, потом отстранил ее.

— Тори, тебе лучше не…

Но все закончилось тем, что она оказалась в его объятиях, и вся его решимость не касаться ее растаяла, как апрельский снег. Все, о чем он мог думать, — это ее теплое, влекущее тело, прижавшееся к нему, и ее горячий искушающий рот.

Он поцеловал ее. И тут же почувствовал свою вину. Она бы не стала к нему прижиматься, если бы не выпила лишнего. Но поздно оправдываться. Он ее целует, и она — самая желанная на всем белом свете.