Ее рот сам собой приоткрылся. Сердце совершило бешеный скачок. Кейд выглядел как будто… как будто бы…
— Но ты же сказал, что больше не веришь в романтическую любовь! Что ее переоценивают и так далее…
— Я тогда верил, что говорю правду, но на самом деле боялся, что мне снова будет больно. — Кейд потянул Николь за руки, и она встала. — Но тут строгая няня, с убийственными формами и улыбкой, которая буквально сшибла меня с ног, ворвалась в мою жизнь, и я хотя бы почувствовал, что снова живу! И стал вытворять такое, чего не делал никогда в жизни, и я…
Николь почувствовала, что ей все больше хочется улыбнуться.
— Струхнул? — предположила она.
Кейд обхватил ее лицо ладонями.
— Николь, я знаю, после всего у меня нет права настаивать, чтобы ты поверила мне. Но я люблю тебя.
Как же ей хотелось верить! До боли. Но блеск его глаз, когда он посмотрел на ее губы, убедил ее пока что только в том, что он ее желал.
— Когда ушла Фрэн, жизнь моя словно вошла в штопор — шок, боль и страх, что девочкам нанесена непоправимая травма. А когда ты ушла, мне показалось, что у меня отняли… ну, не знаю — руки, ноги. Как будто ничто во мне уже не работало, как надо. Полный разлад, развал.
То, что он описывал, было так похоже на ее собственное состояние все эти месяцы. Внезапно Николь поняла, что он говорит чистую правду. Он приехал не за матерью для своих детей, а за женой. Для себя. Он ее любит!
А Кейд… опустился на одно колено!
— Николь, я могу предложить тебе семью, которая тебя обожает, дружбу, лошадь, жизнь на краю света. Если что-то из перечисленного тебе приглянулось — можешь бессовестно использовать. Но главное — я предлагаю тебе сердце, преисполненное любви. Я буду любить тебя до конца своей жизни. Пожалуйста, пожалуйста, скажи, что выйдешь за меня, и позволь мне остаток моих дней доказывать тебе, как же сильно я тебя люблю.
Николь опустилась на колени рядом с ним и обхватила его лицо ладонями. Он моргнул, и… она увидела, как в нем просыпается надежда.
— Кейд… давай избавимся от тренажерного зала?
— Считай, что его нет. — И та самая ленивая, самодовольная улыбка, которая всегда заставляла ее сердце бешено биться, расплылась по его лицу. — И еще я клянусь, что все шкафы в доме будут доверху набиты изюмом в шоколаде.
Николь поцеловала его прямо в губы. На какой-то миг, казалось, он был слишком поражен и не верил своему счастью — но, как только она попробовала отклониться, его руки немедленно поймали ее в ловушку, и он так крепко ее стиснул, что она и дышала-то с трудом. Он целовал ее так страстно, что ей пришлось цепляться за него, чтобы не упасть. Наконец Кейд оторвался от ее губ:
