— Н-да, глупая идея, — признался Джон, с трудом переведя дыхание. — Почему ты не отговорила меня, Фил? Ведь ты всегда вмешиваешься, когда меня заносит.
— Я не вмешивалась, поскольку ты был прав, — сказала Филиппа и ткнула пальцем в стеклянную дверь банка. Там, в тамбуре, рядом с банкоматами сидел самый грязный бродяга, какого Филиппе доводилось видеть в жизни, а рядом с ним, на грязном спальном мешке, расположилась высокая, худенькая девочка со светлыми волосами, в одежде отнюдь не ветхой, а просто модно поношенной и совсем не такой неряшливой, как у ее спутника. Это была Ума Каруна Айер. Увидев близнецов. Ума быстро вскочила и распахнула дверь.
— Вы тут откуда взялись? — удивилась она.
— Тебя ищем, — сказал Джон, покосившись на старого бродягу, выросшего за спиной у Умы.
— Вас прислала моя мать? — требовательно спросила Ума.
— Нет, что ты, — заверила ее Филиппа. — Просто нам нужна твоя помощь. У одного нашего друга неприятности, и он попросил нас приехать. Но туда надо ехать несколько часов на поезде, а нам очень сложно выйти из дома, не предупредив маму.
— Это мне знакомо, — сказала Ума. — Туда не ходи, этого не делай… Вот поэтому я не дома, а здесь. Хочу пожить самостоятельно. — Она печально вздохнула. — Послушайте, я бы вам охотно помогла. Только сейчас холодно, и джинн-силы у меня маловато. Пока не наступит весна, меня хватает максимум на то, чтобы сделать себе чашку кофе.
— Тогда, прости уж, какой смысл быть отшельницей? — удивился Джон. — Если ты не только другим, самой себе помочь не можешь? Ума, ты ведешь опасную жизнь.
— Не волнуйся, не пропаду. Погода через несколько дней наладится. — Она взглянула на своего оборванного спутника. — А до тех пор обо мне позаботится мой друг Африэль.
Филиппа хмыкнула.
— А кто позаботится о самом Африэле? у вас обоих такой голодный вид. — С этими словами Филиппа раскрыла кошелек и вручила каждому по десять долларов. — Вот, держите.
Африэль спрятал деньги за пазуху и принялся грязными пальцами крутить хохолок спутанных желтых волос на лбу. Вонял этот бродяга, как заплесневелый бутерброд с сыром. Из его дырявой тапочки торчал большой палец, красновато-коричневый, похожий на скукоженный грецкий орех. Филиппе при каждом взгляде на него хотелось вынуть носовой платок и закрыть им нос и рот.
— Премного вам обязан, — произнес Африэль глухо, точно из глубокой просмоленной бочки.
— Совершенно не за что, — сказала Филиппа, борясь с приступом тошноты, вызванным смрадным дыханием Африэля.
