Тот молча сдвинул в его сторону бумажки и принялся считать, а побледневший Бертрам молча смотрел на гору записок, все еще лежавшую перед мистером Бомарисом. Потом, как будто его подтолкнули, он резко спросил:
— А с меня? — и протянул руку.
— Да, здорово я пролетел! — произнес лорд Уайвенхоу, качая головой. — Пришлю чек, Бомарис! Чертовское невезение сегодня!
Другие тоже подсчитывали свои проигрыши; шум легкой болтовни отдавался звоном в ушах Бертрама; оказывается, он проиграл ни много, ни мало шестьсот с лишним фунтов, сумму, которая представлялась ему немыслимо большой. Он как-то весь подобрался, гордость помогла, и встал. Лицо у него теперь было белое, как полотно, а вид совсем мальчишеский, но голову держал прямо и с абсолютным хладнокровием обратился к мистеру Бомарису:
— Мне, видимо, придется просить вас несколько дней подождать, сэр. Я… у меня нет счета в лондонском банке, мне придется послать за деньгами в Йоркшир…
«Что делать? — подумал мистер Бомарис. Сказать парнишке, чтобы он забрал свои бумажки и не дурил? Да нет, он тут закатит целую трагедию. Кроме того, немножко протрезвиться — это будет ему на пользу».
Мистер Бомарис произнес:
— Никакой спешки нет, мистер Э-э-энсти. Я завтра все равно уезжаю, на неделю, или самое меньшее — дней на пять. Заходите ко мне домой… скажем, в следующий четверг. Мой адрес все знают. Где вы остановились?
Бертрам механически ответил:
— «Красный Лев», в Сити, сэр.
— Роберт! — позвал лорд Флитвуд из другого угла зала, где он что-то оживленно обсуждал с мистером Уоркуортом. — Роберт, пойди-ка сюда, рассуди нас! Роберт!
— Сейчас! — откликнулся мистер Бомарис. Он задержал Бертрама еще несколько секунд.
— Смотрите, не забудьте! Я жду вас у себя в четверг.
Мистер Бомарис рассудил, что добавить что-то еще невозможно, так как вокруг находились люди, и было ясно, что мальчишеская гордость не потерпит предположения, что его карточные долги должны быть преданы огню.
Но он все еще хмурился, когда добрался до своего дома некоторое время спустя. Улисс, прыгая и выделывая курбеты перед ним, обнаружил, что его радость не находит отклика, и залаял на хозяина. Мистер Бомарис нагнулся и рассеянно потрепал его по загривку.
— Тихо! — сказал он. — Я не в настроении для подобных излияний! Я был прав, когда говорил тебе, что ты не предназначен для того, чтобы быть худшей из моих обязанностей, не правда ли? Я думаю, мне нужно было успокоить мальчишку: никогда не знаешь, что можно ждать от человека в его возрасте, — и мне не понравилось выражение его лица. Совершенно измученное, я почти не сомневаюсь. В то же время, будь я проклят, если выйду на улицу в это время ночи. Ему не повредят ночные размышления.
