— Да? — старик поджал тонкие губы, вздохнул. — А я обрадовался, когда ты пришел. Ладно, все поправимо. Отработаешь смену в больнице, и дело с концом. А завтра…
— Нет. Прости, Эл.
— Жаль. Ты знаешь, как я к тебе относился. После всего, что я… что мы для тебя сделали… Ты пропадаешь на полгода! Потом приходишь только затем, чтобы сказать, что не можешь?!
— У меня были дела, — упрямо произнес Грай.
— Знаю я твои дела. Гоняешься за тенями, губишь себя в Темном! Тьфу!
— Мне нужно на что-то жить!
— Разве мы мало давали тебе? Ты был голоден? Раздет? Тебя приняли, как сына! Впрочем, тебе не впервой предавать родителей…
— Прекрати! — Грай вскочил, и стул отлетел в сторону.
Старик не вздрогнул, не отвел глаза:
— Ты знаешь, что я говорю правду, Грай. Эта правда жжет тебя, как огонь. И будет жечь. До тех пор, пока не примешь себя таким, какой ты есть. Пока не перестанешь гоняться за призраком, за химерой!
— Хватит! Мне-то ты можешь не читать проповедей, Эл?! Я знаю наизусть все, что ты скажешь! Будь живым, слушай свое сердце, иди за судьбой… Это все чушь! Я уже не мальчишка, пойми!
— Мы не в игры играем…
— Хватит, — устало перебил Грай. — Я просто пришел… Не знаю, зачем я пришел. Мне некуда пойти. А здесь когда-то был мой дом. Я думал… Неважно.
Он повернулся, чтобы уйти. Властный голос Элина догнал его уже возле двери:
— Подожди! — Старик помолчал и закончил совсем тихо: — Оставайся. Здесь всегда будет твой дом. Ты знаешь это, не так ли?
— Да, — Грай кивнул, не поворачиваясь. — Прости меня, отец. Я так устал…
* * *
Трава пробивается сквозь асфальт. Серая, ломкая, она чуть слышно хрустит под ногами. Только этот звук нарушает мертвую тишину Города. Парень идет по растрескавшемуся тротуару — здесь нет машин, но он все равно идет по тротуару — и беззвучно шевелит губами. Он слышит музыку. Внутри себя. Музыку Темного…
* * *
Фолк проснулся к ужину, отдохнувший и довольный. Наскоро похлебал борща с ломтем черного хлеба, щедро натертого чесноком. Мать смотрела, как он надевает чистую рубашку, втирает в жесткие волосы гель, чтобы модно торчали, не хуже, чем у городских. Ритмичная музыка с летней площадки клуба растекалась в сладком, словно мед, июньском воздухе над поселком.
— Сынок, не пей там много, — заискивающе попросила мать. — Когда вернешься?
— Ложись, не жди меня.
Что он, ребенок, что ли? Достала ее забота. Жизнь налаживалась, денег хватало. Фолк начинал подумывать о том, чтобы перебраться к Ивке. Его держало только одно — Ник. Мать ни за что не отпустит сосунка. А без него никак.
