Рэчел действительно по бедной улице проходила всего несколько раз, и всегда в сопровождении отца, горничной или тетушек.
— Я хотел сказать, что, если бы вы хоть раз увидели, что творится вокруг вас, вы бы поняли, почему я и подобные мне становятся политиками. Вы вот спросили, сделал ли я то, что намеревался сделать. Обозревая мою жизнь, я вижу один факт, которым — признаю — горжусь: благодаря мне тысячи девушек в Ланкашире — и еще многие тысячи в будущем — могут каждый день находиться по часу на свежем воздухе, тогда как еще их матери должны были проводить и этот час над ткацкими станками. Честно говоря, я горжусь этим больше, чем гордился бы, напиши я все стихи Китса, да и Шелли в придачу!
Рэчел стало горько, что она принадлежит к тем, кто пишет стихи Китса и Шелли. Ричард Дэллоуэй был ей симпатичен, и все, что он говорил, находило в ней живой отклик. А говорил он, судя по всему, серьезно.
— Ничего-то я не знаю! — воскликнула она.
— Вам гораздо лучше ничего не знать, — отечески сказал он. — Кроме того, вы, конечно, ошибаетесь. Говорят, вы чудесно играете, и я не сомневаюсь, что вы прочли гору умных книжек.
Покровительственное подшучивание уже не могло остановить ее.
— Вы говорите «единство», — сказала она. — Вы должны мне объяснить.
— Никогда не разрешаю моей жене говорить о политике, — серьезно заявил он. — Вот по какой причине. Для людей, какие они есть, невозможно одновременно иметь идеалы и бороться. Если я и сохранил мои идеалы — а это в значительной степени так, за что я благодарен судьбе, — то лишь потому, что вечером я мог прийти домой, к жене, которая весь день посвятила визитам, музицированию, играм с детьми, домашним заботам и так далее. Ее иллюзии не развеялись. Она дает мне мужество идти дальше. Общественное поприще — это тяжкое бремя, — добавил он.
Эта речь представила его изнуренным мучеником, который каждый день, служа человечеству, отрывает от себя и дарит ему чистейшее золото.
— Не могу вообразить, — воскликнула Рэчел, — как люди этим занимаются!
— Что вы имеете в виду, мисс Винрэс? — спросил Ричард. — Этот вопрос я хотел бы прояснить.
Он проявлял исключительную доброту, и Рэчел решилась не упустить возможность, которую он ей давал, хотя само то, что она говорит с таким заслуженным и влиятельным человеком, заставляло ее сердце биться быстрее, чем обычно.
— Мне кажется так… — начала она, изо всех сил стараясь вспомнить и изложить свои зыбкие видения. — Старая вдова сидит в своей комнате, где-нибудь, ну, скажем, в предместьях Лидса.
