Приходя в себя, запыхавшиеся и взъерошенные, они вдруг обнаружили, что у электрического света не стало хватать силы, чтобы наполнять собою пространство, и тут же инстинктивно множество глаз обратилось к окнам. Да — уже был рассвет. Пока они танцевали, ночь прошла и занялся новый день. Горы выглядели безмятежно и отрешенно, на траве искрилась роса, а небо было залито голубизной — лишь восток окрасился в бледно-желтые и розовые тона. Танцоры толпой ринулись к окнам, распахнули их и стали один за другим ступать на траву.
— Как глупо выглядят эти несчастные люстры, — сказала Эвелин М. странно приглушенным голосом. — И мы сами. Даже неприлично.
Это была правда: прически растрепались, зеленые и желтые драгоценные камни, которые час назад смотрелись так празднично, теперь приобрели дешевый и неряшливый вид. Лица немолодых дам пострадали особенно сильно, и они, будто чувствуя на себе критический взгляд, стали желать всем спокойной ночи и отправляться ко сну.
Хотя Рэчел лишилась публики, она продолжала играть для самой себя. От «Джона Пила» она перешла к Баху, которым в то время была особенно увлечена. Молодежь постепенно вернулась из сада и расселась по беспорядочно брошенным вокруг рояля позолоченным стульям. В зале стало так светло, что люстры были выключены. Люди сидели, слушали музыку, и нервы их успокаивались, жар и сухость их губ — следствие беспрестанного смеха и разговоров — мало-помалу прошли. Они сидели очень тихо, и перед их глазами будто росло в пустом пространстве огромное здание с колоннами и этажами — все выше и выше. Потом они увидели себя и свою жизнь и вообще жизнь всех людей, величественно шествующей под водительством музыки. Их наполнило чувство собственной значимости, но, когда Рэчел перестала играть, у всех было лишь одно желание — спать.
Сьюзен встала.
— Мне кажется, это была самая счастливая ночь в моей жизни! — воскликнула она. — Обожаю музыку, — добавила она, пылко благодаря Рэчел. — Она как будто говорит то, что мы сами сказать не можем. — Сьюзен нервически хохотнула и посмотрела на окружающих с особой сердечностью, точно хотела что-то сказать, но не находила слов. — Все так добры, так добры… — произнесла она и тоже ушла спать.
Веселье кончилось внезапно — как это всегда бывает. Хелен и Рэчел в плащах стояли у подъезда, высматривая экипаж.
— Полагаю, вы понимаете, что экипажей не осталось, — сказал Сент-Джон, который выходил на поиски. — Поспите здесь.
