— И местные власти не принимают должные меры? — спросила миссис Торнбери.
— Об этом она умалчивает. Но пишет, что образованные люди ведут себя крайне безразлично, — а уж они-то должны понимать, что к чему. Конечно, моя золовка из этих современных женщин, которые во всем принимают участие, знаете — многие ими восхищаются, хотя не понимают их, во всяком случае, я — не понимаю. Впрочем, у нее железное здоровье.
Миссис Эллиот вздохнула, вспомнив о собственной болезненности.
— Какое подвижное лицо, — сказала миссис Торнбери, взглянув на Эвелин М., которая остановилась недалеко от них, чтобы приколоть к груди алый цветок. Он не хотел держаться, и Эвелин с жестом нетерпения воткнула его в петлицу своего кавалера. Это был высокий меланхолический юноша, принявший подарок, как рыцарь принял бы талисман от своей дамы.
— Очень утомительно для глаз, — пожаловалась миссис Эллиот, понаблюдав несколько минут за желтым кружением, почти все участники которого были ей неизвестны ни по имени, ни в лицо. Вырвавшись из толпы, к дамам подошла Хелен и подвинула свободный стул.
— Можно посидеть с вами? — спросила она, улыбаясь и часто дыша. — Наверное, мне должно быть стыдно, — продолжила она, садясь, — в моем-то возрасте.
Она была румяна и оживлена, поэтому ее красота казалась особенно яркой, и обеим дамам захотелось прикоснуться к Хелен.
— Я просто наслаждаюсь. — Она никак не могла отдышаться. — Движение — это так прекрасно, не правда ли?
— Я много раз слышала, что для хорошего танцора ничто не может сравниться с танцем, — сказала миссис Торнбери, глядя на нее с улыбкой.
Хелен слегка раскачивалась, будто сидела на пружинах.
— Я могла бы танцевать вечно! — воскликнула она. — Зря они себя сдерживают! Надо прыгать, скакать, летать! Только посмотрите, как они топчутся!
— Вы видели этих чудесных русских танцоров? — начала миссис Эллиот, но Хелен заметила, что к ней идет ее кавалер, и встала, как встает луна. Она уже протанцевала половину зала, когда дамы оторвали от нее взгляды, поскольку не могли не восхищаться ею, хотя им и казалось немного странным, что женщине ее возраста так нравится плясать.
Как только Хелен на минуту осталась одна, к ней тут же подошел Сент-Джон Хёрст, выжидавший такой момент.
— Вы не могли бы посидеть со мной? — спросил он. — Я совершенно не способен к танцам. — Он увел Хелен в угол, где стояли два кресла, создававшие некое подобие интимности. Еще несколько минут после того, как они сели, Хелен не могла говорить, находясь под влиянием танца.
