Мужчины двенадцати лет | страница 23
Он подошел к мальчику, поднял обеими руками его низко склоненную голову, патетически звонко и отечески нежно поцеловал его в разгоряченный лоб и крикнул, оглушая присутствующих своим голосом:
— Именем святого Луиса Гонсага отпускаю тебе твой грех!
Мальчик снова заплакал, но теперь это были не бурные слезы страдания, а тихие, облегчающие сердце слезы радости. Другие дети тоже плакали.
И в этот раз, когда огонь начал пожирать сумку с деньгами, весь класс опустился на колени.
Прошло еще пять недель.
Обряд сожжения денег стал понемногу терять свой торжественный характер. С ним случилось то же, что случается со всеми другими религиозными обрядами, слишком часто повторяемыми: он стал привычным явлением.
Как-то раз кто-то из мальчиков, вместо того чтобы дать десять сентаво на жертвоприношение, истратил их на бумажного змея. Учитель за него положил деньги в сумку святого. На следующей неделе учителю уже пришлось положить деньги за трех учеников. Они тоже истратили свои десять сентаво, хотя при этом очень извинялись. Учитель прибегал к обычным патетическим жестам, к обычным возгласам и крикам, к обычным обращениям к святому, висящему на стене. Но и жесты, и крики, и обращения к святому тоже понемногу теряли свою первоначальную силу воздействия: они тоже стали привычными. И все чаще при виде Монашка, с посиневшим лицом вздымающего к небу сжатые кулаки, грозя еретикам божьей карой, при звуке его загробного голоса, пророчившего ужасающие бедствия, на ребячьих лицах появлялась едва заметная плутоватая улыбка.
Божий гнев — это хороший точильный камень для веры, но если очень сильно им злоупотреблять, то он не оттачивает веру, а стачивает. Дети уже не боялись божьего гнева так, как прежде, но продолжали приносить каждый понедельник по десять сентаво.
Как-то раз в субботу, на последней перемене, перед последним уроком, на котором должно было произойти обычное аутодафе, один мальчик по секрету сказал другому:
— Знаешь, что я придумал?
— Что?
— Бежим скорее в класс, достанем из сумки три песо… и возьмем их себе! Хочешь?
— Я боюсь.
— Что увидят-то? Да не увидят!
— Я боюсь святого.
— Так ведь он только картинка!
— Но на небе ведь есть настоящий…
— А мне так думается, что это всё выдумки Монашка… Подумай, три песо! Полтора на каждого. У тебя было когда-нибудь полтора песо?
— Никогда!
— Вот видишь! Пойдем…
И мальчик взял товарища под руку.
— Но как же так?.. — колебался второй мальчик, однако все же шел за первым. — А ему не скажем?
