Мужчины двенадцати лет | страница 20
Тридцать учеников слушали, не проронив ни звука, боясь пошевельнуться, пораженные словами учителя и готовые впасть в экстаз.
Учитель казался детям священником, произносящим проповедь. Его скромный столик, словно по волшебству, превратился в высокий амвон.
— Дети мои, обожаемые мои дети, добрые мои дети, богобоязненные мои дети! Разве не будет справедливым, если и вы внесете свою скромную лепту на алтарь вашего святого заступника?
Он ждал ответа. Но все молчали. Дети сидели с раскрытыми ртами, словно окаменевшие.
Учитель настаивал:
— Отвечайте же: разве это не будет справедливо? Отвечайте же: готовы ли вы внести небольшое пожертвование в пользу святого Луиса Гонсага, который денно и нощно неусыпно заботится о ваших юных душах?
Один из мальчиков, более храбрый, сказал:
— Да, сеньор!
И тотчас же весь класс нестройным хором, запинаясь и захлебываясь потоком своих благородных чувств, единодушно поддержал говорившего:
— Да, сеньор!
Учитель картинно упал на стул и долго сидел неподвижно, закрыв лицо руками. Казалось, он плакал. Взволнованные дети, не шевелясь, не моргая, смотрели на него. Наконец учитель вынул носовой платок и провел им по глазам. Он произнес:
— Я плачу от радости, дорогие, бесценные мои дети! Вы все добры, как святые. Наш заступник сегодня радуется, глядя на вас с неба. Это, наверно, самый счастливый день в его жизни. Благодарю вас, дети мои! От имени святого Луиса Гонсага благодарю вас!
И он снова замер, сжав руками голову, а дети сидели неподвижно, словно оцепенев.
Учитель заговорил снова:
— Пожертвование, которое вам предстоит внести, невелико: я попрошу у вас по десять сентаво в неделю. Жалких десять сентаво! Ну у кого же не найдется такой мизерной суммы? Жалких десять сентаво! Ну кто ж из вас не тратит их каждую неделю на пряники и конфеты? Собирая по десять сентаво каждую неделю, мы совершим в честь нашего святого заступника обряд, который назовем «презрение к деньгам». Какую радость доставим мы святому! Как возликует он, узрев, что тридцать самых юных почитателей его, тридцать чистых, незапятнанных душ, тридцать добрых детей выказывают свое презрение к деньгам, кои являют собою прах и бесовское наваждение!.. Святой Луис Гонсага! — возопил он, воздев кверху руки и теперь уже обращаясь непосредственно к святому: — Прими этот дар из чистых рук сих детей! Ибо даже деньги, проклятые, презренные монеты, коснувшись невинных рук дитяти, очищаются от всякой скверны!