«Она давно созрела для объятий мужчины, — думал Брендон, — но мужчины все не было. Вот откуда ее необычная страстность. Очень возможно, что столь же пылкой она будет и в объятиях Эгана».
Все в нем воспротивилось этой мысли, и он окончательно овладел собой. Жестом, с горечью названным про себя благороднейшим в его жизни, он поправил ее сорочку, закрыв от своего взгляда все то, на что не мог наглядеться. Потом медленно поднялся.
— О нет! — прошептала Присцилла, и лицо се выразило растерянность и трогательную беззащитность.
Чтобы не утратить решимости, Брендон изобразил полное бесстрастие. Растерянность Присциллы сменилась смущением, потом стыдом.
— Брендон, что я такого сделала?
Не получив ответа сразу, она спрятана лицо в ладони, но он отнял их и поднял ее с земли.
— Ничего, Присцилла. Просто мне не следовало вести себя так. Я бессовестно воспользовался твоим состоянием.
Она бессознательно закрыла ладонями грудь, хотя сорочка уже скрывала ее.
— Я… я должна была остановить тебя… — тихо проговорила девушка, борясь со слезами.
— Ты неопытна и ни в чем не виновата. А вот я прекрасно знал, что делаю. Поэтому ответственность лежит на мне.
— Нет, виноват не один ты! — Присцилла отняла у него руки. — Я дала слово Эгану, я вот-вот должна стать его женой… А при этом я веду себя как… как шлюха! Я никогда себе этого не прощу!
— Ты настоящая леди, Присцилла. — Брендон снова завладел ее руками. — Я понял это, когда мы впервые встретились, думаю так и сейчас. Сегодня тебе пришлось столкнуться лицом к лицу с насилием, и ты была уже не свидетелем, а действующим лицом. Это потрясло тебя, и ты утратила свою обычную осторожность. Я же воспользовался случаем, и это непростительно. Я хотел тебя почти с самого начала… и тоже был вне себя от тревоги, поэтому потерял голову. — Он поднял свою широкополую шляпу, отряхнул ее, постучав о бедро, и нахлобучил на лоб. — Если мои извинения приняты, обещаю, что больше такое не повторится.
И в этот момент Присцилла вдруг помяла, какой человек Брендон Траск. Он стоял перед ней, превознося до небес ее добродетель, возлагая на себя одного вину за их обоюдную страсть, пытаясь избавить ее от мук совести и от стыда.
Она поняла и то, что никогда, никогда его не забудет. И в этот же самый момент девушка впервые осознала, что полюбила.
Она смотрела на его губы, на дорогое ей мрачное и смущенное лицо, стараясь запечатлеть в памяти каждую мелочь, каждую морщинку у глаз. Ее взгляд, спустившись ниже, наткнулся на залитую кровью рубашку.
