— Нет, была жива, — перебила Франека Люцина. — Умерла только в пятьдесят четвертом году.
— В самом деле? — удивился Франек. — Выходит, отец не бредил? Ну тогда не знаю… Может, и остальное тоже не бред.
— А что он еще говорил?
— Да тоже все такое же непонятное. «Хуторов уже нет» говорил, «мельницы тоже национализировали» говорил, «а остальное надо отдать» говорил. «Когда мать тети Паулины помрет» говорил. А что отдать — не говорил. Я потом долго искал тот самый конверт, думал, из письма все пойму, но так и не нашел. А я очень искал. Ведь отец перед смертью велел мне поклясться на Библии, что я все сделаю, как он велит, а я и не знал, что должен сделать. И так, и сяк пытался у отца узнать, а тот знай твердил «здесь, здесь», и больше ничего. Ну теперь и вы знаете столько же, что и я. Из-за этой самой мамаши тетушки Паулины я и подумал — должно быть, каким-то боком дело с вами связано, может, вы знаете.
И он с надеждой взглянул на нас, но, увидев наши недоумевающие лица, понял — мы тоже ничего не знаем. Из семейных преданий известно было — моя прабабка много доставила неприятностей своим родным при жизни, но чтобы и после смерти…
— А твоя мать? — спросила Тереса Франека. — Может, она что-то знала?
— Нет, отец ей ни словечка не промолвил на этот счет, говорил только со мной с глазу на глаз. Мама скончалась десять лет назад.
— А о каких хуторах и мельницах шла речь? — вдруг заинтересовалась мамуля.
— Не знаю. Не наши, это точно. Но помню — до войны отец был управляющим каким-то крупным хозяйством. И старшего сына, моего брата, приспособил к этому, того никогда дома не было, все в отъезде был, отцу помогал, за чужим хозяйством присматривал. А после войны чужого уже не было, это я помню, отец занимался только своим. Должно быть, национализировали как раз то, чужое. А больше я ничего не знаю.
Отделившись от косяка, Франтишек Влукневский подошел к стулу и с удовольствием уселся. По лицу хозяина было видно, что он очень доволен — сбросил тяжесть с сердца, облегчил душу, передав проблему нам, и теперь совесть его чиста.
— И, зная все это, ты ждал, пока мы не появимся? — недоверчиво спросила Люцина.
— А что мне оставалось делать? — пожал плечами Франек. — Я понятия не имел, где вы и что с вами делается. После смерти отца мать написала письмо в Тарчин, но письмо вернулось с припиской «адресат выбыл в неизвестном направлении». О том, что вы вообще существуете, я узнал только от того самого покойника. Не обращаться же мне в милицию с таким делом…
