Домой пани Зофья вернулась вся пылая от ярости, как извергающийся вулкан. И как лава в вулкане, ее ярость требовала исхода. Возможно, с течением времени ярость немного бы и поулеглась, да времени не было: возвращаясь после разрыва с сестрой-графиней домой, пани Зофья увидела во дворе своего поместья вылезающую из мерзкой жидовской брички Катажину. Не заплаканную, не покорную, а жутко возмущенную и злую! При виде источника всех своих бед ярость мамы Больницкой возросла еще сильнее. Контраст между ее большими надеждами и жалкой действительностью оказался слишком велик. Пани Зофья игнорировала раскаяние коленопреклоненной дочери и даже ее мольбы, игнорировала робкие попытки мужа вступиться за дочку. Что-то произошло с сердцем гордой женщины, что-то заставило ее сменить дотоле безграничную материнскую любовь на твердую, как гранит, ожесточенность. Правда, она не выгнала тут же преступницу-дочь, позволила ей переночевать под родительским кровом, но на утро следующего дня велела запрячь четверку самых лучших коней в самую роскошную карету и отвезла дочь к законному супругу.
— С ним ты сбежала, с ним и будешь жить! — заявила она холодно и бесповоротно.
Оглядев в первый и последний раз владения зятя, непреклонная пани Зофья оставила разъяренную и очень несчастную дочь во дворе, в окружении домашней птицы, и отбыла на своей великолепной карете заявив решительно и бесповоротно, что навсегда лишает дочь как приданого, так и права на наследство.
Катажина покорилась судьбе. И сделала это весьма знаменательно. В родительский дом она больше никогда не вернулась. Надев в знак траура по несбывшимся светлым надеждам черное платье, она носила его до конца своих дней. Не меняя фасона, она всю жизнь носила только черные платья. Длинные, до полу, платья, подолом которых Катажина заметала навоз во дворе, украшались белоснежными кружевными воротничками, такими же манжетами. И к этому еще носились такие же кружевные перчатки. Домашним хозяйством Катажина не занималась, занималась только садом. Сад процветал, домашнее хозяйство шло через пень-колоду, но ее это нисколько не беспокоило. Муж продолжал страстно обожать свою жену, и ничего удивительного — Катажина была очень хороша: хрупкая, небольшого роста, черноволосая и черноглазая, живая и очаровательная. Катажина родила девять детей: семеро сыновей и две дочери. К детям она относилась точно так же, как к курам, поросятам и горшкам — предоставила их самих себе.
