На улице их ждал сюрприз: заходили в ресторан, осень была слякотная, мерзопакостная; вышли — зима, снег под фонарями поблескивает, народ подвыпивший высыпал, все радуются, как дети.
— Ой! — воскликнула Тоня. — Новый год настоящий, а я в туфлях. Как в песне, «по морозу босиком…».
Антонина теснее прижалась к своему кавалеру — Максу пришлось обнять ее одной рукой. В такой неудобной позе они и побрели, переулками.
В любом среднеазиатском городе, стоит свернуть с «парадной» улицы вбок, попадаешь в район стихийной застройки, по здешнему — «киблаи». Это еще не трущобы (хотя и их в городе полным-полно), но уже особый мирок, со своим жизненным укладом, типичное захолустье. Здесь все друг друга знают, но никто никому не навязывается, живут каждый сам по себе.
Антонина с Максом шли вдоль дощатых, в рост человека, заборов. Иногда доносилась приглушенная музыка и людской гомон, большинство же домов мирно спало: их обитатели, люди, преимущественно, пожилые, даже на Новый год не засиживались после полуночи.
— Пришли, — сказала Тоня, толкнув незапертую калитку, не отпуская, при этом, руку провожатого.
— Тонь, я пойду, наверное, — пробормотал Макс, неуверенно. — Там бабуля твоя…
— Да они с Мишкой дрыхнут уже, без задних ног, — оборвала его женщина. — Пойдем.
Макс покорно прошел к дому, где, судя по темным окнам, спали. Тоня открыла дверь ключом.
— Заходи.
Включила свет. Макс вошел и оказался на небольшой застекленной веранде (она же прихожая, она же кухня). Огляделся: мойка, газовая плита, холодильник, кухонный столик, полки с посудой. Все более чем скромно, свободного места ровно столько, чтобы поместиться, не толкаясь, двоим, ну, максимум троим. Даже вешалки для верхней одежды не было, только в углу, на гвозде висел огромных размеров тулуп, и стояли две пары (взрослая и детская) резиновых сапог.
Антонина тотчас же, едва закрыв за собой дверь, заключила гостя в объятия и одарила долгим жарким поцелуем. Макс ощущал себя как на минном поле: одно неосторожное движение и они что-нибудь непременно здесь опрокинут, наделают шуму, переполошат и бабушку с правнуком и всех соседей… Он не готов был к столь бурному проявлению необузданной страсти, но не находил в себе сил (да и желания) противиться.
— Пойдем, — прошептала Тоня.
Не снимая пальто, они прошли через небольшую комнату, где в темноте угадывались очертания дивана, на котором кто-то спал, вошли в комнатку еще меньших размеров. Здесь поместились только платяной шкаф, тумбочка и большая железная кровать, украшенная никелированными чашечками-шишечками. Обстановку Макс разглядел, когда хозяйка включила настольную лампу-ночник; впрочем, гостю было не до того, чтобы глазеть по сторонам.
