Южнее главного удара | страница 39
- Ты не шуми! - У него дрожали побледневшие губы, а говорил он тихо, почти шепотом, чувствуя в висках толчки своего сердца. И зачем-то пытался застегнуть шинель, не попадая в петли, царапая крючками по сукну.- Не шуми!.. Ты на них кричи, им приказывай, а мне ты не начальник.
К Пономареву кинулись штабные, конвойный рванул его за раненую руку. Бледный Пономарев больше не сказал ни слови; он упорно смотрел в окно и не отвечал на вопросы. Когда его вывели, в нем еще все дрожало. Толкавшиеся во дворе без дела солдаты сразу же обступили его. Пономарев глядел мимо них. Он так их презирал, так ненавидел всех вместе, что они нe могли интересовать eго.
Спустя некоторое время сбежал с крыльца кто-то из штабных, крикнул, махнул рукой конвойному. Пономарева повели.
Он шел один среди чужих шинелей, чужих, ненавистных лиц. И только один раз сердце его дрогнуло и смягчилось. Он увидел выглядывавшего из-за дома венгерского мальчика. Ему было лет шесть, но это был мальчик военного времени, он понимал, куда ведут русского солдата, и смотрел на него с ужасом. Пономарев встретил его напуганный, по-детски чистый взгляд, вспомнил своих детей, и что-то больно в груди сжалось, и глазам стало горячо. Пройдя немного, он обернулся, хотел еще раз посмотреть на ребенка, но на том месте уже стоял немецкий солдат с автоматом на груди. Задрав подбородок с натянувшимся ремнем каски, расставив ноги в коротких сапогах, он глядел на крышу.
Когда уже вышли за огороды, их внезапно окликнули. К ним спешил интеллигентного вида немец в очках, с маленьким сморщенным лицом. Он издали махал худой рукой, приказывая остановиться. Остановились. Он подбежал и, запыхавшись, двигая бровями, стал говорить конвойному что-то. Тот мрачно слушал, глядел под ноги. И у Пономарева шевельнулась надежда. Она все время жила в нем, как уголек под пеплом.
Интеллигентного вида немец в это время разумно говорил:
- Это хорошая меховая вещь. Вы что, хотите испачкать ее в крови? Надо иметь голову...
Рослый конвойный подошел к Пономареву сзади и, налегая, стянул с него шинель. Он наступил на нес; расстегнул, снял с пленного офицерский меховой жилет - Пономарев охнул, когда вывернули раненую руку. Уже по одному тому, как немец в очках взял, развернул и осмотрел, видно было, что он знает толк в вещах и умеет беречь их.
Обратно в деревню он шел не торопясь, рассматривая на руке перекинутый мех. Пономарев видел это, и вспыхнувшая надежда погасла.