- Подъем! По ще-елям!
В блиндаже Тоня искала санитарную сумку. Сумка висела на колышке, вбитом в стену, а она щупала ее в соломе на нарах.
Обрушились первые разрывы. В темноте запахло пылью, пыль заскрипела на зубах.
Когда Беличенко и Тоня выскочили из блиндажа, по траншее бежали разведчики, мелькая мимо них. Откуда-то сверху, осыпав бруствер, свалился запыхавшийся Богачев. Нагнулся, подтянул одно за другим голенища хромовых сапог на своих длинных ногах.
-- Все ясно: как на ночь сапоги сниму, утром немец наступает! Примета верная!
И заорал поверх голов:
- Ратнер! Стереотрубу сними!
Ратнер с напряженным лицом пробежал мимо. В момент все будто вымерло на НП. Еще не отдышавшийся Богачев, сидя в щели на корточках, затяжка за затяжкой докуривал цигарку. Ваня Горошко, обняв колени, сжался. При каждом взрыве веки его вздрагивали.
Снаряды ложились теперь близко: перелет - недолет.
- Нащупал, сволочь! - сказал Богачев, рукой разогнав дым над головой, и глянул на телефон, по которому Беличенко передавал команды на батарею, как будто немцы могли обнаружить этот телефон. Беличенко взял из его руки цигарку и стал докуривать, припекая губы. Он нервничал. Он всякий раз нервничал, если в бою Тоня была рядом. В такие моменты его все раздражало. И особенно его сейчас раздражали голоса в соседней щели. Туда спрыгнули переждать обстрел два пехотных радиста, И чем дальше, тем трудней им было вылезти наружу, Земля спасительно притягивала их, самым надежным местом на свете была для них теперь эта щель.
Но один из них был рядовой, а другой - сержант, он отвечал перед начальством.
- А я тебе говорю, иди! - приказывал сержант без особой уверенности.
- Куда я пойду? - уныло сопротивлялся радист.- Куда я пойду?
Он твердил это с упорством человека, который хочет жить и, кроме этого, ничего знать не хочет.
- А я тебе говорю, иди! - ожесточался сержант.- Командир батальона рацию ждет, приказание выполнять не хочешь?
"Сейчас погоню сержанта",- с холодным бешенством подумал Беличенко.
И тут каждый услышал не громкий, но сразу оттеснивший все другие звуки снижающийся вой. Этот снаряд примирил всех. Радисты затихли в своей щели. Беличенко пригнул Тоню к своим коленям, закрыл ее собой. И каждый почувствовал, что от падающего сверху у него сейчас одна защита собственная спина.
Окоп качнуло, земля как будто сдвинулась, и все затряслось в дыму и грохоте.
С наблюдательного пункта командира полка, с других наблюдательных пунктов, которые не нащупала немецкая артиллерия, было видно, как высота покрылась распухавшими на глазах хлопьями разрывов, дым смешался с рыжей пылью, высоко поднявшейся к небу. Глядя в свои стереотрубы и бинокли, как над высотой в пыли и дыму все вспыхивает коротко, они понимали, что должны чувствовать люди под таким огнем.
