Священномученик Фаддей, архиепископ Тверской | страница 45



(Ин. 15: 7, 11). И не только сами мы будем иметь в себе радость, но и сделаемся еще утешителями других. Ибо лишь тот может быть утешителем других, кто сам претерпел многие скорби и сохранил веру среди них; утешения же человека, не испытавшего скорбей, бывают недействительны, как для Иова недействительны были утешения друзей его.

* * *

Страдания Христовых мучеников превосходят всякую меру человеческих сил. Неужели не претерпеть нам хотя бы тех мелких мучений, какие являются последствиями наших собственных страстей, влекущих за собой терзание совести, расстройство в жизни нашей и окружающих? Сладость греха мы готовы пить полною чашею, неужели не должны выпить горькие капли очистительных страданий? Забывая, сколько грехов совершаем пред Богом каждый день, какое бесчисленное множество совершили их за всю жизнь, не позаботившись вымолить прощение, мы склонны бываем вопрошать: «За что Бог так наказывает? Если все это приходится терпеть, то есть ли и Бог? Ведь Он видел бы и слышал все». Пусть говорящие так вспомнят о св. Георгии, в котором подлинно никто не может отыскать какой-либо вины и который столько страдал. Неужели эти страдания говорят, что нет Бога? Только совсем ослепшие духовно и окаменевшие сердцем, как Диоклетиан и некоторые его сановники, не хотели видеть силы Христовой. Прочие же, даже бывшие врагами Христа, исповедали Его.

* * *

Когда люди впадают в тяжелую беду и не видят выхода из нее ни в окружающих условиях жизни, ни в тех учениях и идеях, коими они привыкли руководствоваться, то, оглядываясь туда и сюда, они силятся вспомнить тех учителей и пророков, которые в свое время старались вразумить их.

Воспоминания о священномученике Фаддее (Успенском)

Из воспоминаний А. И. Кузнецова

Я взял на себя непосильный труд воспроизвести на бумаге облик архиепископа Фаддея (Успенского), заранее зная, что этого сделать не могу: не хватит писательского таланта. Перед мысленным взором того, кто прочтет эти записи, я должен воссоздать образ человека необычайной монашеской красоты: мистического склада души, аскетических подвигов, ревностного, до самоотверженности, отношения к Церкви, смирения, кротости, беспредельной доброты и любви к людям. Какая-то необычайная гармония царила во всем существе этого человека. Я чувствовал эту гармонию, соприкасаясь с ним; она явственно мне слышится и сейчас, когда я пишу эти строки. Но как передать ее тем, которые не видели его? Для этого нужно владеть огромным художественным воображением.