Но самым замечательным успехом православных стало возвращение им Никольской церкви в Трусовском поселке. Перешедший к обновленцам настоятель этого храма протоиерей Серафим Аврорский вынужден был покинуть приход, и церковь 30 сентября 1924 года была зарегистрирована за православной общиной.
В селах Астраханской губернии приходские храмы также в большем своем числе вернулись под опеку архиепископа Фаддея (Успенского). Под напором православных немногочисленные обновленческие общины покидали обманом захваченные ими храмы, а если где и удерживались, то ненадолго. До конца 20-х годов православные общины изгнали обновленцев из большинства сельских храмов. В 1927 году в селах Астраханской губернии насчитывалось 105 православных храмов, тогда как за обновленцами числилось всего 2 храма.
Уже в марте 1924 года владыка Фаддей сделал собором Владимирскую церковь, вмещавшую многотысячное количество верующих.
Церковь Петра и Павла он определил для воскресных всенощных бдений и чтения акафиста Николаю Чудотворцу; Покровскую церковь — нечто вроде крестовой, где он ежедневно бывал и почти ежедневно совершал литургию. Постом владыка любил служить в Единоверческой церкви, очень уютной, богато украшенной, снаружи увенчанной пятиглавой кровлей, со старинной архитектурной пирамидальной колокольней.
Впрочем, владыка часто посещал и все другие храмы и по будням служил то у Афанасия Афонского, то у Тихвинской, то у Николы. Все знали, что в любой день владыка где-нибудь служит. Но были у него и постоянно заведенные богослужения. В церкви Петра и Павла он служил каждую среду всенощную, а в четверг — акафист Николаю Чудотворцу, в пятницу он читал акафист Пресвятой Богородице в Покровской церкви, в воскресенье — акафист Спасителю во Владимирском соборе. После акафистов владыка вел беседы. В церкви Петра и Павла он разъяснял Новый Завет, начиная с первой главы Евангелия от Матфея и кончая Апокалипсисом. Владыка останавливался на каждой строчке евангельского текста и разъяснял его смысл. За акафистами в Покровской церкви — по пятницам — владыка изъяснял Ветхий Завет, а после воскресных акафистов — житие святых дня. Проповеди владыка говорил за каждой литургией, даже и тогда, когда был нездоров.
В Астрахани владыка Фаддей был окружен всеобщей любовью как мирян, так и духовенства. Хотя среди части астраханского духовенства в отношении к владыке ощущалась некоторая двойственность: с одной стороны, они разделяли общее умиление его прекрасной личностью, его монашеской кротостью, смирением, чрезвычайной доступностью и простотой в обращении со всеми, но, с другой стороны, в них проглядывала добродушная ирония по поводу его метода управления епархией, состоявшего в полном самоустранении от всех административных дел. Действительно, владыка отстранял от себя административную часть управления епархией, это могло показаться странным, совершенно необычным, противоречащим церковному порядку. У владыки не было своей канцелярии. Была всего одна именная архиерейская печать для ставленнических грамот и указов о назначениях и перемещениях. Ставленнические грамоты и окружные (пасхальные и рождественские) послания печатала на машинке дочь ключаря — Елизавета Дмитриевна, а указы о назначениях выводил от руки сам ключарь о. Дмитрий Стефановский. Все делопроизводство находилось у ключаря в саквояже. Конечно, быть может, в то время административные функции епархиального архиерея были очень незначительны. После кончины Патриарха Тихона и ареста его местоблюстителя — митрополита Петра (Полянского) епархии вообще остались без центрального управления. Что же делать в таких условиях канцелярии? Формуляров на духовенство не велось после того, как в дни революции была разгромлена Консистория, а вместе с ней уничтожены и формуляры. А уж дисциплинарных дел и вовсе быть не могло: потому что за всю свою архиерейскую деятельность владыка Фаддей ни на кого ни одного взыскания не наложил. Более того, никто не слышал от него какого-то ни было устного упрека или грубого слова, сказанного в повышенном тоне.
