— И банкнотики имеются, дедушка Ставри! Все есть. — И опять заводил разговор о своем легковом автомобиле да о мотоциклах.
Выйдя от Виктории, Борис отправился было на улицу Героев Труда навестить стариков. Но, поразмыслив, отказался от этого посещения, таившего всякие неожиданности. Надо сперва переговорить по телефону, а там видно будет. Торопиться не следует, потому что от строптивого старика, присвоившего себе право быть совестью города, всего можно ожидать.
Борис зашел в Охотничий домик и оттуда позвонил. Впервые за три года он услышал голос своего дедушки. Как ни храбрился Борис, уверяя себя, что не боится деда, все же сердце у него заколотилось, когда он услышал в трубке знакомый голос.
Дед Еким кричал:
— Альо-о, альо-о! Кого вам надо?
— Мне нужен товарищ Балканов.
— Я у телефона.
— Ах, вот как? Здравствуй, дедушка! Борис тебя приветствует.
— Кто, кто?
— Здравствуй, говорю, здравствуй! Борис у телефона.
— А-а, Борис…
Наступила длинная пауза. Борис собрался с духом и сказал более уверенно:
— Хочу увидеться с тобой, дедушка.
— Что ж… Милости просим. Мы все там же, на прежнем месте.
— Меня скорее Валентина интересует, — наставительно заговорил Борис, позвякивая мелкими монетками в кармане брюк. — Я, конечно, очень занят, но все-таки это мой ребенок, и я должен о нем заботиться, верно? Родительский долг и прочее… Да, да. Я не хочу навязываться, но долг заставляет меня. Что, что ты сказал? Говори громче! Телефон, наверно, испорчен. Да, слышу, в детском саду. Все же надо было у меня спросить. Ну, конечно. Моего согласия. Бесспорно. Долг. Да, долг!.. Я так понимаю. Нет? Отлично! Если надо, я и с матерью встречусь. Почему бы и нет? Ребенок не должен страдать из-за родительских капризов.
Поняв, что из разговора со стариком мало толку, Борис решил на следующий день сходить на улицу Героев Труда и выяснить все как следует.
Было воскресенье, близилось время обеда. Борис побрился, надел новую рубаху и пошел. По дороге он зашел в кондитерскую у городских часов и купил несколько плиток шоколада для Вали. Мысль о ребенке, которого он еще не видел, волновала его все сильнее. Почему-то он представлял себе девочку с длинными кудрявыми волосами, с умным, мечтательным взглядом и грустной улыбкой — сама того не понимая, она тоскует по отцу… Валентина, должно быть, похожа на него, распевает песенки и танцует, будто бабочка, порхающая над цветником. Он уже видел, как подхватит дочку, поднимет высоко, расцелует в щечки и посадит ее к себе на колени.
