Возчик встрепенулся, услышав имя Гиты. Это не ускользнуло от внимания Бориса.
— Не встречал ее? Подругу мою, Гиту, а? — спросил он, пристально поглядев на Гатю. — Она давно уже здесь… Я раньше ее отправил.
Гатю нахмурился.
— Нынче видел ее, — сказал он. — К нашему Филиппу приходила… узнать относительно квартиры.
Борис положил вилку и откинулся на стуле.
— Что, что ты сказал?
Гатю осекся. Он не ожидал, что упоминание о сыне произведет такое впечатление. Гатю и не подозревал, что наступил кошке на хвост. Он потянулся за кепкой и начал поглядывать на выход.
— Ты ведь знаешь Филиппа, шалопая моего.
— Какая квартира? — недоумевал Борис. — Какие…
— Комнатка на мансарде, где одно время жил Филипп. Не знаешь? На мансарде… О ней и речь… Я сдавал ее Геннадию, тележнику… А ему предоставили комнату из жилищного фонда, так мы решили опять сдать нашу мансарду своему человеку. Я поручил Филиппу подыскать кого-нибудь… Ну и вот…
Борис напряженно слушал несвязный рассказ возчика и мрачнел все сильнее. Тяжелые и неприятные предчувствия наполнили его сердце. То, чего он больше всего боялся, превращалось в подлинную опасность. Толстокожий возчик почувствовал что-то неладное. Он откашлялся и взял в руки кнут. Задержись он тут подольше, Борис, чего доброго, начнет ругаться, а то и похуже что-нибудь выкинет. Лучше убраться отсюда, не дожидаясь скандала.
— Запоздал я очень, — сказал он. — Надо идти, работа меня ждет.
Гатю встал и поглядел на Бориса с высоты своего роста. И почему-то он показался ему жалким и смешным за этим столиком, заставленным разными кушаньями и напитками — слишком уж их много для одного.
— Ну, до свиданья! — сказал Гатю, подавая руку. — Забыл я, что эта… ну, Гита… твоя жена… Прости!
Это «прости» вконец разозлило Бориса. Почему прости? Что хотел этим сказать Гатю? За что прости?
Борис смотрел на возчика, стараясь прочесть его мысли, но тот оставался непроницаем.
— Прощать тебя не за что, — отрезал Борис. — Ступай!
Он постучал пальцем о стол, подзывая официанта.
Пока Борис платил деньги, Гатю исчез, как злой дух, явившийся только затем, чтобы сообщить гнусную весть.
Борис расплатился, не закончив обед, поднялся и, бросив десять левов «на чай» растерявшемуся официанту, спешно покинул ресторан.
