Воробьи, напуганные его неожиданным появлением, взлетели с айвы и переместились на соседнюю крышу. Но лишь на несколько минут. Скоро они беспечно вернулись на прежнее место. Филипп терпеливо подстерегал их, обдумывая удар. Он заранее запасся камушками, подготовил рогатку и ждал лишь удобного момента, чтобы сразить первую жертву. Воробьи сели теперь на железную крышу колодца, а некоторые пытались даже окунуться в желобе. Филипп положил в рогатку камушек. Целясь, прищурил глаз. И только хотел спустить резину, как услышал перебранку в доме деда Екима. Кто-то стукнул окном, раскрывая створку пошире. Голос Яны долетел яснее:
— Я забочусь о ее воспитании!..
— А мы что, не заботимся?
— Тогда зачем же ты выпустил ее из чулана?
— Не могу видеть, как истязают ребенка.
— Если не можешь, предоставь мне воспитывать девочку. В детском саду ее не станут истязать.
— Ты знаешь.
— Знаю.
— Я не отдам.
— И спрашивать тебя не буду.
Дальше слов нельзя было разобрать, но опять что-то стукнуло — раскрыли вторую створку, и теперь совершенно отчетливо прозвучало:
— Хулиганку я не собираюсь растить. Довольно с меня, что от отца ее натерпелась.
Филипп слушал, застыв от любопытства. Он просунул голову сквозь заросли и затаил дыхание. Ему хотелось и слышать и видеть. Однако увидеть ничего не удалось. Яна умолкла. Зато раздался голос деда Екима.
— Я просил тебя не говорить мне про Бориса. С ним мы покончили счеты. Ты наша дочь, и Валя наш ребенок. Других детей у нас нет.
Что-то упало на пол, старик оборвал свою речь, но затем опять донеслось:
— Об этом нечего толковать! Борис либо придет, либо не придет. Знаю я его фокусы.
— Но ведь Гита здесь!
Треснула самшитовая ветка, и Филипп присел ниже, боясь, как бы его не заметили. И замер.
— Меня не интересует ни Гита, ни Мита, — продолжал старик, — она для меня не существует.
— Э, как повиснет у тебя на шее, признаешь сразу.
— Хватит!
— Да, да, еще сегодня может нагрянуть на своем мотоциклете! Прямо в комнату к тебе вкатит!
Створки открытого окна поблескивали на солнце, легкий ветерок развевал занавески. Филипп забыл и о рогатке, и о воробьях. «Значит, она здесь уже, приехала? А я и не знал!» Он отполз и сел поудобнее, потому что рука у него онемела. Старик долго кашлял, потом зазвонил телефон, и начался длинный разговор, который совсем не интересовал засевшего в кустах охотника.
«Здесь, значит, она!» — повторял Филипп, не переставая удивляться, как могло это произойти без его ведома. И, чтобы проверить новость, решил сейчас же отправиться к Виктории Беглишке. Кому же, как не Виктории, знать о таком важном событии? Филипп осторожно выбрался из кустов, пересек цветник и, шлепая туфлями по каменным плиткам, скрылся в доме, никем не замеченный.
