И вот, видя, что моим друзьям угрожает неведомая для них опасность, я отправился к вожаку стада и все ему рассказал. До крайности бестолковая была птица; чего мне стоило вбить ему в голову хоть что-нибудь!
«Так запомните, — сказал я на прощанье, — вы легко опознаете охотника, когда он появится в вашем стаде, по цвету и форме ног. У страусов ноги сероватого оттенка, — вон, посмотрите на ваши, — а у охотников — черные, и притом куда толще». Видите ли, шкура, которую собирались использовать бадамоши, ног не прикрывала. «Так вот — велел я, — скажите всем своим птицам: как только какой-нибудь черноногий страус попытается затесаться в стадо, пусть все разом набросятся на него и зададут ему знатную трепку. Это преподаст охотникам бадамоши хороший урок».
Вы, конечно, подумаете, что теперь все должно было сойти благополучно. Но я не учел потрясающей бестолковости страусов! Вожак стада, возвращаясь вечером домой, увяз в болоте и дурацкие его ноги перемазались в черном иле, причем грязь так и засохла на них толстым слоем. И вот, перед тем, как укладываться спать, вожак повторил страусам все мои подробные указания.
На следующее утро вожак слегка проспал, так что стадо вышло раньше него и теперь паслось в приятном местечке на склоне холма. И вот этот тупица-вожак, — глупейший из всех самцов-страусов, — не позаботившись даже отряхнуть ноги от грязи, в которой вывозился накануне, гордо вышагивая, выступил на открытое пространство, рассчитывая на торжественный прием. И уж какой торжественный прием его ждал, невежду! Как только прочие птицы заметили его черные ноги, они спешно оповестили всех и каждого и по условленному сигналу набросились на беднягу-вожака и отколотили его едва ли не до полусмерти. В этот самый момент к месту событий подоспели бадамоши, только сейчас и не раньше. А глупые страусы так увлеклись, колотя своего вожака, которого посчитали замаскированным охотником, что чернокожие туземцы подобрались совсем близко и переловили бы все стадо, если бы я вовремя не подал голос и не предупредил птиц об опасности.
После этого я, разумеется, понял, что если хочу спасти моих славных, но безмозглых друзей от гибели, лучше мне самому что-нибудь предпринять.
И вот что я надумал: как только охотники-бадамоши уснут, я пойду и унесу эту страусиную шкуру, — ведь другой у них нет! Так что их замечательная охотничья уловка обернется ничем.
И вот, под покровом ночи, я крадучись выбрался из джунглей и направился к хижинам охотников. Мне приходилось пробираться с подветренной стороны, чтобы собаки меня не учуяли. Я, видите ли, больше опасался собак, чем самих охотников. Удрать от людей мне ничего не стоило; я-то куда проворнее; но вот от собак с их нюхом оторваться труднее, даже под прикрытием джунглей.
