— Вотъ искусство, къ которому нѣкоторые эпироты, повидимому, естественно склонны, искусство точить изъ дерева. Въ митрополій прекрасный иконостасъ. Жаль, если эта отрасль будетъ предана забвенію.
Отецъ молчалъ. Онъ былъ взволнованъ. Онъ больше всего ждалъ помощи отъ англійскаго консульства. Онъ всегда говорилъ: «Русскимъ трудно; ихъ считаютъ турки врагами. Французы умѣютъ дѣйствовать только одною дерзостью; но если англичанинъ захочетъ намъ помочь у паши, ему это легче всякаго. Въ общихъ дѣлахъ надо вѣрить русскимъ и на нихъ надѣяться; въ мелочахъ же англичанинъ, которому турки больше вѣрятъ, можетъ быть полезнѣе… если только захочетъ!..»
Отецъ ничего не отвѣтилъ на замѣчаніе консула о рѣзьбѣ и, глубоко вздохнувъ, спросилъ его наконецъ:
— Итакъ, г. консулъ, чего я могу ожидать отъ вашего сіятельства въ случаѣ какихъ-либо притѣсненій? Наше эллинское консульство, вы знаете, не сильно, а несвоевременный отъѣздъ на Дунай можетъ быть пагубенъ и здоровью моему и разстроить всѣ мои расчеты. Чего, смѣю повторить, могу я ждать?
— Отъ меня? — спросилъ съ притворнымъ удивленіемъ Корбетъ де-Леси. И опять: — хе! хе! хе!..
Несчастный отецъ, я видѣлъ, ужасно стыдился и мучился. А я бы, кажется, убилъ на мѣстѣ эту капризную старушонку, которая жарила моего добраго и больного родителя на медленномъ огнѣ.
Посмѣявшись такъ оскорбительно, консулъ всталъ, и мы за нимъ. Онъ протянулъ отцу руку, чтобы сказать этимъ: «пора вамъ и уходить отсюда», и нѣсколько минутъ стоялъ предъ нами, опустивъ глаза въ землю; наконецъ вдругъ поднялъ ихъ на отца и воскликнулъ: «Отъ меня? Чего вы можете ждать отъ меня? Я полагаю, хотя и не навѣрное… хотя и не навѣрное, что вы можете ожидать отъ меня всегда прекраснаго совѣта!»
— Въ какомъ родѣ, г. консулъ? — спросилъ отецъ.
— Въ родѣ того, что нужно придерживаться большей правильности относительно эллинскихъ и вообще иностранныхъ паспортовъ въ Турціи, г. Полихроніадесъ. Несомнѣнные автохтоны Эллады стѣсненій не имѣютъ въ этой странѣ.
Мы поклонились и стали уже спускаться съ лѣстницы, какъ вдругъ услыхали, что Корбетъ де-Леси спѣшитъ за нами по большой залѣ и зоветъ отца. Мы остановились.
— Я долженъ извиниться еще и просить васъ объ одномъ предметѣ убѣдительно, — сказалъ онъ любезно. — Убѣдительно прошу васъ ни куръ, ни тѣмъ болѣе пѣтуховъ съ рыжими перьями, примѣшанными къ бѣлымъ, мнѣ не присылать болѣе; ибо, если даже и выдергать эти рыжія перья, о которыхъ идетъ рѣчь, то расположеніе къ этому оттѣнку остается въ крови у птицы, и она можетъ мнѣ испортить неисправимо, я думаю, всю породу. Особенно пѣтухи! Курицу вашу я пустилъ временно гулять по двору; но пѣтухъ вашъ и до сихъ поръ лежитъ связанный въ углу комнаты кавасовъ, и вы его можете тамъ найти.
