Кончивъ это объясненіе, отецъ еще разъ наговорилъ тысячу извиненій, сказалъ, что онъ не дипломатъ и можетъ быть не дальновиденъ, но что по мѣрѣ силъ своихъ раздѣляетъ мнѣніе г. Благова, который просилъ при собираніи свѣдѣній ничего не преувеличивать.
Услыхавъ, что ему какъ будто ставятъ въ примѣръ Благова, Бакѣевъ опятъ измѣнился въ лицѣ и, холодно сказавъ отцу, что онъ все-таки благодаритъ за объясненія, прибавилъ:
— Хотя, конечно, сущность дѣла… или, лучше сказать, сущность моего взгляда измѣнить уже не можетъ никто, но я благодарю васъ все-таки за трудъ, который вы на себя взяли.
И обратившись къ Бостанджи-Оглу, онъ сказалъ ему повелительно:
— Чтобы мемуаръ былъ переписанъ во-время… Завтра я его непремѣнно отправлю… Слышите?
Позднѣе мы отъ того же Бостанджи-Оглу узнали, что г. Бакѣевъ бранилъ его за дурныя свѣдѣнія; мемуаръ разорвалъ, ничего объ этомъ больше не писалъ, и когда огородники пришли опять плакать, онъ ихъ не принялъ, а велѣлъ имъ сказать, что онъ все уже сдѣлалъ, что́ могъ, и никакая сила всѣхъ здѣшнихъ безпорядковъ прекратить не можетъ. Это было, положимъ, очень лестно для отца; но обо всемъ этомъ мы узнали, какъ я сказалъ, гораздо позднѣе; а теперь впечатлѣніе отъ всѣхъ визитовъ консуламъ было для насъ не слишкомъ веселое и ободрительное.
Эллинскій консулъ принялъ насъ, разумѣется, вѣжливо, и до дверей провожалъ, и говорилъ о долгѣ своемъ относительно греческихъ подданныхъ; но сознался, что защищать ихъ интересы въ Турціи иногда очень трудно державѣ слабой и туркамъ недружественной. Англичанинъ, несмотря на старое знакомство свое съ отцомъ, насмѣшливо отказалъ ему въ помощи.
Французъ принялъ его какъ простого носильщика или лодочника, не посадилъ и руки не подалъ. Обѣщалъ все, не зная даже въ чемъ дѣло. Можно ли ему вѣрить?
Русскаго управляющаго отецъ, вопреки своей обычной осторожности, некстати огорчилъ и оскорбилъ, увлекшись на минуту своимъ старымъ расположеніемъ къ русскимъ чиновникамъ, желаніемъ своимъ видѣть ихъ всегда толковыми и знающими.
Простившись съ г. Бакѣевымъ, мы поспѣшили къ доктору, который ждалъ насъ уже давно и сердился, собираясь на островъ. Г. Бакѣевъ, недовольный отцомъ, даже не сказалъ ему: «До свиданія, на островѣ», когда мы прощались.
Онъ едва кивнулъ ему головой, а я, несчастный, успѣлъ поклониться только спинѣ его.
Досадно и грустно.
Тѣмъ болѣе досадно, что наканунѣ пріѣхалъ въ Янину съ Дуная одинъ еврей и сказалъ, что въ Тульчѣ русское консульство, непремѣнно и скоро откроется. Какъ бы кстати было, если бы здѣшніе русскіе чиновники послали бы хорошее рекомендательное письмо тульчинскому консулу для того, чтобъ онъ могъ поддерживать дядю противъ Петраки-бея.
