У вскочившего на ноги Камила от крайнего изумления даже приоткрылся рот.
— Но я не помню, я ничего не помню, — прошептал он. — Это какое-то безумие. Я никогда не держал в руках оружия… И потом — зачем, почему? — Его голос возвысился: — Чтобы я, Камил Клейн…
— Успокойтесь, дружище, — сказал Егор. — Все обвинения с вас сняты. Ваше сознание не участвовало в ваших действиях. Парадоксально, но факт. Вы — исполнитель чьей-то чужой воли, Камил. Как и эти спящие бедняги. Кто-то просто воспользовался вами, чтобы осуществить свои планы.
В зале замерли. Предчувствие грозной опасности было таким явным, что люди невольно глянули на дверь конференц-зала. Вдруг она вот сейчас, сию минуту откроется, и на пороге встанет или возникнет, задрожит, запульсирует, замерцает Некто или Нечто, и объяснит наконец, чем же провинились люди в этом неземном раю.
«Он тоже жаловался на головную боль», — подумал Илья и поискал глазами Славика. В зале его не оказалось.
— Срочно узнай, сколько на планете находится первопроходцев, — попросил он Помощника.
Логический блок ответил тут же, не задумываясь:
— Ни одного.
«Как так?! — чуть не вскричал Илья. — Значит… Значит на планете всего-навсего четыре универсальных инструмента. Мой, Егора, Славика и Шевченко. Инструмент Антуана, согласно инструкции, после его смерти отправили на Землю… Да Фуцзы утверждала, что видела там Славика с… штуковиной… Ожог руки!.. И я, как последний идиот, отмахнулся от её слов…»
Илья, сдерживая себя, чтоб не побежать, направился к двери.
Коридор был безлюден. В глубине его видеообъема за красными паутинками, обозначающими пределы реального пространства, простиралась лунная степь с двумя купами чёрных деревьев и далёким огоньком костра… Номер комнаты Славика, опять-таки вытканный из алой паутинки, казалось, висел в воздухе.
Илья на секунду замер, собираясь с мыслями, затем быстро шагнул в дверь и тут же понял, что при всей своей тренированности не успеет ни отпрянуть, ни прыгнуть в сторону, ни упасть.
Прямо в грудь ему смотрел зловещий раструб генератора атомного распада.
— Это я, Слава! — одними губами крикнул Ефремов. Славик полулежал на кровати — на его отчуждённом лице болью и безумием горели воспалённые глаза.
Он попытался повернуться, сдвинуть прицел универсального инструмента, и Илья вдруг в секундном прозрении понял, что Человек в Славике сейчас отчаянно борется с чужой и разрушительной волей.
— Я брат твой! — крикнул Илья уже во весь голос, стараясь пробиться к тому борющемуся, может, даже погибающему Человеку. — Опомнись, брат! Ты — человек! Очнись, слышишь!
