Все и всегда соглашались с Викторией, потому что она всегда бывала права, хотя и редко высказывала свое мнение. Адам перед супругой благоговел, Джон мать уважал, Саманта перед ней трепетала, Василий побаивался, и лишь Ник воспринимал ее с обычной своей вселенской любовью, как обычного человека. Было в нем что-то героическое. И Василий, наблюдая за ней в это утро, начал уже сомневаться в правдивости предоставленной ему Стивом информации. Меньше всего Виктория походила на бывшую алкоголичку.
Когда Сэм отказалась от участия в благотворительном деле, Адам сжалился над «мачехой», втянувшей голову в худенькие плечики и похожей сейчас на маленького нахохлившегося воробышка, и вызвался занять ее место в строю.
Василий, взглянув на потенциальных преступников, решил, что день, проведенный в обществе супругов, поможет ему сблизиться с ними, а возможно, и втереться в доверие к мягкотелому интеллигентному Адаму. Виктория представлялась Ползунову слишком крепким орешком, такую не расколешь даже под пытками. Наивный Василий полагал, что совместный необременительный труд на благо общества представит ему достаточно возможностей ненавязчиво расспросить Адама о возможном конфликте с Шарлоттой. Может, удастся раздобыть стоящие сведения. Юлька была бы счастлива.
Но из его затеи ничего хорошего не вышло. Виктория, прибыв на место боевых действий, тут же направилась в штаб, окруженная толпой ординарцев. Местные дамы в возрасте от пятидесяти до семидесяти лет, пылающие страстью к благотворительности, с такими же решительными, как у Виктории, лицами, прямыми спинами и неукротимым огнем в глазах, чеканным шагом двигались за своим «фельдмаршалом» получать боевые задания. Рядовых вроде Василия с Адамом тут же подключили к делу. Но ужас заключался в том, что на каждого рядового приходилось человек по пять безжалостных командиров в юбках, с ридикюлями наперевес. Они гоняли своих жертв по будущей ярмарке без всякой жалости, нагружая их непосильными заданиями. Бедный Василий пахал, как раб на галерах, не имея продыху, под бдительным взором пяти злобных старых фурий. Стоило ему перевести дух и оглядеться по сторонам в поисках Адама, как ему тут же совали в руки лопату вкапывать столбы или тяжеленные жерди для каких-то загонов, или два десятка стульев, или еще какую-нибудь поклажу, чтобы не зевал. Сами старые ведьмы прохаживались по павильонам в белых перчатках, с оттопыренными мизинцами и чашечкой чая в руке. Противно шепелявя что-то о высшем благе и неимоверных душевных и физических затратах, которые вряд ли кто-то оценит по достоинству. Пару раз он едва сдержался, чтобы не уронить им на ноги что-нибудь тяжелое.
