В других городах выборы гонщиков прошли без осложнений. Только елецкие посадские долго не могли решить, кого направить на донской стан. Выбрать надо было двоих, а добровольцев объявилось семь человек.
Уж через два месяца все елецкие добровольцы «гоньбу покинули» и отказались нести почтовую службу сначала на стане на Дону, а затем и в городе. Воевода Фадей Тютчев отписал в Москву, что в Ельце почту держать некому, потому что желающих стоять на станах нет и у него «в людях печаль великая». 26 апреля из Разрядного приказа пришло распоряжение «стоять на Ельце и на Дону из уезда лучшим людям». Гонщиков нашли в Талицах, что в 17 верстах от Ельца, — Федора Курбатова «с товарищи». Несколько месяцев из Ельца не поступало никаких жалоб. Но в один из октябрьских дней почта доставила в Разрядный приказ челобитье талицких детей боярских на то, что их с подводами «держат на Ельце без отпуску и ровняют против иных стольных (здесь — в смысле «больших») городов и уездов». «А у нас в Талецком, — писал Курбатов, — уезду нет, а в Талецком всяких чинов жителей малое число» [115]. Из Разряда напомнили про указ, что «на почте болше трех месяцев (людей) не держать» [116], а давать им отдых, и добавили, что Тютчев нечист на руку, «мздоимством промышляет». Оказалось, что он до сих пор не вернул детям боярским из Старого Оскола их лошадей, взятых «под подводы» еще в мае. С обещанием «великого государя гнева» воеводе приказали талицких детей боярских отпустить, лошадей старооскольцам вернуть, и «чтобы незабывался», взяли штраф 50 рублей.
Почтарей и ямщиков на станы у Житного двора в Москве, в Молоди и Серпухове выбрали из жителей Иверской, Переславской и Рогожских ямских слобод.
Одновременно с установлением регулярной почты до Воронежа проводилась работа по организации почтовых станов в Валуйках, Паншине, Азове и Таганроге. Было указано, чтобы ямщики там были «по всяк час наготове». Однако пересылка писем носила случайный характер, хотя тоже называлась почтой и даже была установлена такса для частной корреспонденции: брать из Азова и Таганрога до Москвы по 4 алтына (12 копеек) с каждого золотника.
На воронежской почте действовали те же правила, что и на архангельской линии. Ямщикам велено было гонять «наскоро в час верст до десяти и по одиннадцати». Почтари должны прибывать на станции в строго определенные дни и часы, «расписываться в проезжих столбцах, в котором числе и часу и который почтарь с почтаю на стан прибежит и кто имянем» [117]. На смену лошадей почтарям давалось только полчаса, тогда как на архангельской линии допускалась часовая остановка.
