Все это и многое другое она принимала, ибо в конечном счете вся жизнь состояла из смирения перед утратой одной радости за другой, и даже не радости, а лишь возможности улучшения. Она думала о приливах страдания, на которое она и ее муж были почему-то обречены; о невидимых гигантах, мучающих ее мальчика каким-то невероятным образом; об огромных запасах нежности, содержащихся в мире; о судьбе этой нежности, которая либо раздавлена, либо растрачена понапрасну, либо переродилась в безумие; о заброшенных детях, напевающих что-то в невыметенных углах; о прекрасных сорняках, не могущих укрыться от садовника и вынужденных беспомощно наблюдать за его обезьяньей тенью, оставляющей за собой покалеченные цветы по мере продвижения чудовища.
3
Она еще сидела в столовой, когда после полуночи услышала, как застонал ее муж; и вот он, пошатываясь, вошел в старом пальто с каракулевым воротником поверх пижамы, в пальто, которое предпочитал удобному синему халату.
— Не могу заснуть! — воскликнул он.
— Почему? — спросила она. — Почему тебе не спится? Ты же так устал…
— Не могу заснуть, потому что я умираю, — сказал он и улегся на диван.
— Опять живот? Хочешь, я позвоню доктору Солову?
— Никаких докторов, не надо докторов! — застонал он. — К черту докторов. Мы должны забрать его как можно скорее. Иначе мы будем в ответе. Будем в ответе! — повторил он и резке сел, спустив ноги на пол, колотя себя по лбу стиснутым кулаком.
— Хорошо, — сказала она спокойно, — завтра утром мы возьмем его домой.
— Не выпить ли чаю? — сказал он и пошел в уборную.
С трудом нагнувшись, она подобрала несколько карт и фотографии, соскользнувшие с дивана на пол: валет червей, десятка пик, туз пик, Эльза и ее кошмарный ухажер.
Он вернулся повеселевший и громко объявил:
— Я все обдумал. Отдадим ему спальню. Каждый будет проводить часть ночи у него, а другую — на этом диване. По очереди. Два раза в неделю будем показывать его врачу. И все равно, что скажет прынц. Да он и не скажет ничего, потому что так еще дешевле.
Зазвонил телефон. Для телефонного звонка время было неподходящее. Левая тапочка свалилась у него с ноги, и он, стоя посреди комнаты, нашаривал ее носком и пяткой, открыв по-детски беззубый рот, уставясь на жену. Владея английским лучше, чем он, обычно она подходила к телефону.
— Могу я поговорить с Чарли? — сказал бесцветный девичий голос.
— Какой вы набираете номер? Нет, вы ошиблись номером.
Трубку повесили. Ее рука потянулась к гулко колотившемуся сердцу.
