— Запросто! — повеселел Егор. — В Варшаве два настоящих театра: Большой и Разнообразный. И оба находятся в одном здании. Вон оно, на той стороне площади, в окно видать.
— Хорошо, и идти недалеко. Но в какой посоветуешь?
— В Разнообразный. Большой скучноват. Поют серьезные оперы, приходить надо во фраке и белом галстуке. Где бы их еще взять! Да и буфет не для моего кошелька.
— О буфете не беспокойся. Мы, камер-юнкеры, народ денежный.
— А в Разнообразном веселые оперетки. Еще кордебалет! Барышни в юбках чуть не до колена, и такое выплясывают!
— Юбки до колена? — оживился Лыков, неделю живущий холостяком. — Это надо увидеть. Идем!
Так они оказались в театре. Комическая опера Целлера «Форнарина» исполнялась на немецком языке, и коллежский асессор ничего не понял. Девки из кордебалета тоже подвели. Они вышли в платьях на три вершка всего выше лодыжки и слишком быстро продефилировали по сцене. Разочарованный Лыков в антракте ушел в буфет. Егор, знающий язык, остался досматривать оперу. Едва сыщик пригубил пиво, как сзади его окликнули:
— Пан Лыков! Какая приятная встреча!
Он обернулся и увидел вчерашнего ресторатора Крухляковского. Тот отчаянно махал руками и тараторил:
— А мы тут со всем семейством! Берите вашу кружку и садитесь до нас. Вот, прошу познакомиться: пани Ванда, в честь которой заведение, и моя цурка Гонората.
Лыкову пришлось подойти. Тем более что Гонората была очень мила и не меньше отца призывала гостя пересесть. Сыщик устроился за их столиком. Крухляковский весь сиял от непонятного удовольствия.
— Называйте меня пан Тадэуш! Будем поближе друг к другу.
— В таком случае я для вашего семейства пан Алексей.
— О! Какое славное имя! — пришла в такой же необъяснимый восторг пани Ванда. — Чувствуйте себя среди друзей, пожалуйста. А то мой Тадэуш скучает в дамском обществе, ему не с кем выпить жубровки!
Недоумевая, чем он так приглянулся полякам, Алексей поддержал разговор:
— Вы, пан Тадэуш, тоже заскучали в немецкой опере?
— Увы, пан Алексей, — усмехнулся толстяк. — Меня увела в буфэт жона. Скоро… ближе к середине второго акта, Форнарина появится в трико… как уж по-русски?
— Телесного цвета, — вдруг подсказала дочка.
— Да, в телесном. И очень-очень обтягивающем. Издали кажется, что она совершенно голая.
Лыков беспокойно заерзал. Ах он дурак! То-то все офицеры остались в зале, никого нет в буфете! Пани Ванда укоризненно погрозила мужу пальцем:
— Старый… Гонората, как это?
— Видимо, сладострастник, — хихикнула барышня.
