— Кого же это касается? — спросил адвокат еле слышно и снова лег.
— Моего племянника, — сказал дядя, — вот, я привел его с собой, — и он представил К.: — Прокурист Йозеф К.
— О, — сказал больной значительно живее и вытянул в направлении К. руку, — простите, я вас не заметил. Иди, Лени, — сказал он затем сиделке, которая, впрочем, нисколько уже не сопротивлялась, и подал ей руку, словно они расставались надолго.
— Так ты, значит, — обратился он наконец к дяде, который, в свою очередь смягчившись, подошел ближе, — не больного навестить пришел, а по делу.
Он уже выглядел так бодро, что казалось, будто именно мысль, что его навестили по случаю болезни лишала его сил; он теперь полулежал, опираясь на локоть, что, несомненно, было довольно утомительно, и беспрерывно теребил прядь волос в гуще своей бороды.
— Вот стоило только этой ведьме вылететь отсюда, — сказал дядя, — и ты сразу стал куда здоровее выглядеть, — он прервал себя, прошептал: — Бьюсь об заклад, она подслушивает! — и кинулся к двери.
За дверью, однако, никого не оказалось, и дядя вернулся назад — не разубежденный, поскольку подозревал каверзу еще более злостную, — но несколько разочарованный.
— Ты недооцениваешь ее, — сказал адвокат, не стараясь больше защищать сиделку; может быть, он хотел этим подчеркнуть, что она не нуждается в защите.
Затем он продолжил значительно более заинтересованным тоном:
— Что же касается дела господина племянника, то мои перспективы я бы оценил как благоприятные, в том, конечно, случае, если моих сил хватит на эту чрезвычайно трудную задачу; я очень боюсь, что их не хватит, но, как бы то ни было, я испробую все средства, если же меня на это не хватит, то ведь можно будет привлечь и еще кого-нибудь. Откровенно говоря, это дело слишком сильно меня интересует, чтобы я мог заставить себя отказаться от всякого участия в нем. И если мое сердце этого не выдержит, то, по крайней мере, здесь для него найдется достойный повод полностью отказать.
К. из всей этой речи не понял, кажется, ни слова; он смотрел на дядю, ища у него объяснения, но тот сидел со свечой в руке на ночном столике, с которого уже скатилась на ковер склянка какого-то лекарства, кивал на все, что говорил адвокат, был со всем согласен и время от времени бросал взгляд на К., приглашая и его к такому же одобрению. Может быть, дядя уже раньше рассказал адвокату об этом процессе? Но это было невозможно, это противоречило всему предшествующему. Поэтому К. сказал:
