Букет из народных преданий | страница 31
III
Невеселый, неприютный
край подводный, зыбкий,
где меж стеблями кувшинок
лишь мелькают рыбки.
Здесь ни теплый луч не греет,
ветерок не веет,
словно в сердце безнадежном
сумрак холодеет.
Невеселый край подводный,
призрачные струи:
в полутьме и в полусвете
день за днем минует.
Водяного двор просторен,
в нем богатства вдосталь,
но туда лишь поневоле
заезжают гости.
Кто в хрустальные ворота
раз войдет единый,
никогда тому не встретить
больше взор родимый.
Водяной сидит в воротах,
сети починяет,
а жена его, молодка,
дитятко качает.
Ты за материнской лаской
тянешь ручки обе;
мне же лучше б оставаться
на земле во гробе.
Там у церкви за оградой,
под крестом дубовым,
я была бы по соседству
с материнским кровом.
Баю-баю, мой родимый,
водяной малютка!
Мать приводит мне на память
каждая минутка.
Как она меня мечтала
выдать замуж честно,
но безвестно я пропала,
сгинула, исчезла!
Вот и вышла дочка замуж,
без венчанья в храме:
были сваты—черны раки,
рыбы — шаферами!
Баю-баю, мой сыночек
зеленоволосый,
матери любви с тем мужем
знать не довелося.
Обманута, опутана
в коварные сети,
только мне и утешенья —
ты один на свете».
«Ты что поешь, жена моя?
Хуже нет напева!
Ты меня проклятой песней
доведешь до гнева.
Не пой этак, жена моя!
Кипит во мне ярость:
превращу тебя я в рыбу,
как с другими сталось!»
«Не спеши, супруг подводный,
расточать угрозы!
Не ругай ты загубленной,
растоптанной розы.
Ты сгубил меня в расцвете
молодости ранней:
ни с одним ты не считался
из моих желаний.
Я сто раз тебя молила,
ласково просила
отпустить хоть на часочек
к матушке родимой.
Я сто раз тебя просила, —
слез не стало литься, —
мне позволить в раз последний
с матерью проститься!
Я сто раз тебя молила,
павши на колени,
но в твоем обросшем сердце
нету сожаленья!
Не сердись и не ярись ты,
господин подводный,
или рассердись и сделай,
чем грозил сегодня.
Но угрозу ту свершая,
преврати — не в рыбу,
а, чтоб памяти лишилась, —
в каменную глыбу.
Преврати меня ты в скалы
подводные эти,
чтобы я не тосковала
о солнечом свете».
«Рад бы я, жена, послушать
жалобное слово,
только — пустишь рыбку в море, —
как поймаешь снова?
Из подводного тебя я
отпустил бы царства,
да боюсь уловок хитрых,
женского коварства!
Так и быть уж, отпущу
я тебя на сушу:
только будь и ты верна
и послушна мужу.
Никого не обнимай,
даже матки родной,[22]