Букет из народных преданий | страница 14
И под тем, что слева блещет,
серебра сияют лавы;
груды золота трепещут
под огнем, что светит справа.
Женщина спешит, как прежде,
и глядит вокруг в надежде:
к слиткам тянется сторожко,
но ни серебра, ни злата
ей теперь совсем не надо! —
«Мама», —слышит:—«Здесь я, мама!»
Вот где он, сыночек, крошка,
ей дороже жизни самой,
бьет ручонками в ладошки!
Ей дыханье захватило,
от волненья вся трясется,
на руки его схватила
и обратно — повернула —
птицей к выходу несется.
Дрогнула земля от гула,
затряслось скалы подножье,
ветром грозовым подуло,
в стенах зала грохот грома
отозвался зыбкой дрожью!
«Мать господня, мне на помощь!»
молит женщина смиренно,
видя рухнувшие стены.
Вдруг о, что за перемена!
Стихло все, и нет тревоги;
тяжкий камень у дороги,
все полно покоя, мира,
нет и тени злой напасти:
а из церкви голос клира
петь кончает божьи страсти.
У нее ж дыханья нету:
вся, как лист, она трясется,
прижимая ношу эту,
птицей вниз она несется:
вдаль от этих мест стремится:
потерять дитя боится.
Вот бежит она опушкой,
за рекой уже мелькает
и шаги лишь замедляет
перед бедною избушкой.
О, как радостно вздыхает,
к небу обратив моленья,
как лицо ее сияет,
как дитя она ласкает
и целует в исступленьи.
Жилка каждая трепещет
от счастливого волненья!
Но смотрите! Что там блещет
у ребенка на коленях?
Золото, что положила,
чтоб дитя им поиграло, —
в фартучке малютки было.
Ей оно не мило стало:
столько горя испытала
от него ночами плача!
И, хоть богу благодарна
за нежданную удачу.
ей дитя всего дороже
и не денег блеск коварный,
мил ей лишь сынок пригожий!
V
Нет следа той церкви малой,
смолкли колокол и пенье,
буков тех — как не бывало,
сгнили даже их коренья.
Старики хранят преданье
и хоть многое забыто,
но живет о том сказанье,
чем то место знаменито.
И когда в морозный вечер
молодежь вкруг деда сядет,
он расскажет, горбя плечи,
о вдовице и о кладе.
СВАДЕБНЫЕ РУБАШКИ
С В А Д Е Б Н Ы Е Р У Б А Ш К И>{6}
На стенке низкой горницы
был образ богородицы,
с младенцем предреченным,
как розы цвет с бутоном.
Пред образом, что светится,
колени клонит девица:
вздыхает грудь встревоженно,
на персях[9] руки сложены;
из глаз слезинки катятся,
бегут на бело платьице;
одна еще не высохла,
глядишь — другая вытекла.
«О, боже! Где родитель мой?
Могильный холм порос травой!
О, господи! Где матушка?
В могиле рядом с батюшкой!
Сестрица года не жила,
а братца пуля подсекла».
