Она всегда любила подбирать одинокие, старые вещи, но при муже и дочках стеснялась — засмеют, застыдят. Муж-покойник был, правда, мастеровит, но и он ворчал — зачем портить глаза над штопкой, перешивать старьё? Чай, не голодаем — поди, купи. А её приучили не выбрасывать то, что чинится. И теперь она потихоньку заполняла квартиру спасенным от гибели барахлом. Отмывала, отстирывала, перелицовывала, пришивала хвосты и глаза плюшевому зверью, переряжала грудастых барби в приличные платья, перенизывала старые бусы по-новому. Что-то оставалось в доме, что-то потом продавалось или дарилось. Жаль, мамаши на детской площадке не позволяли ребятне брать «старьё» у незнакомой старухи. Приходилось хитрить — ранним утром оставлять ящик с игрушками прямо в песочнице. К вечеру все исчезало.
Шли годы, она слабела, хуже видела, слышала, удерживала иголку. На барахолке появлялась редко, только чтобы пристроить в хорошие руки любимцев. Остальное за гроши из дома разбирали товарки. Иногда, в солнечные дни хватало сил выползти на промысел по окрестным подъездам, чердакам и, будем честны, помойкам. Всех вещей не спасти, но сколько выйдет — столько и пригодится. Порой ей казалось, что краем глаза она различает на крышах странных существ с крылышками, но рассказывать о них не стоило — не поймут.
…Пожилой чемодан с уголками, обитыми жестью — точь-в-точь как в молодости у отца — кто-то выставил прямо в подъезд. Она приметила вещь, когда спускалась покормить кошечек, и на обратном пути, одышливо кашляя, затащила в квартиру, не столько из добычливости, сколько из любопытства. Старинные фотографии, довоенные открытки и марки — что может быть притягательней? Но открыток там не было. Пара старых мужских костюмов, лакированные штиблеты, обгорелое по переплету собрание сочинений забытого классика и какая-то жестяная шкатулка со стершимся тусклым узором. Открывать её следовало ключом, но ключа не прилагалось. Пришлось ковырять в замке кстати найденной шпилькой.
В шкатулке на блюдечке с голубой каемкой лежало желтое яблоко. Обыкновенное яблоко, вроде веснушчатых «голденов» продающихся в любом супермаркете. Оно пахло одуряющей сладостью ранней осени и казалось таким сочным, что удержаться не было сил. От находки остался лишь сиротливый маленький хвостик — и тут в дверь позвонили.
Хмурый ангел в черном костюме только глянул на неё и вздохнул:
— Опоздал…
— Почему? — она удивилась не столько ангелу, сколько его непунктуальности.
