Лео мог бы остановиться прямо сейчас. Этого было достаточно для реванша. Но что-то подвигло его продолжать и войти в столь нетипичную для него роль профессора-зануды.
«Вы не думаете, что университетская аудитория именно то самое место, где ручка и бумага более чем уместны? Или нет? Возможно, я ошибаюсь. Возможно, ваше восприятие данного места отличается от моего радикальным образом. И возможно, вы правы. Что скажут остальные по этому поводу? Ваш коллега прав? По всей видимости, мы находимся на лужайке, где так здорово устроить пикник и посмеяться?»
Профессор Понтекорво впервые предстал перед студентами таким педантом. Конечно, все знали, что некоторые вещи были принципиальны для него. Но его упреки всегда носили скорее легкий шутливый характер. Как в тот раз, когда он застукал одну студентку, которая жевала на лекции свой полдник: «Теперь вы насытились? Чувствуете себя лучше? Подкрепились? Желаете что-то еще? Кофе? Ликер? Сигару? Вздремнуть?» Тогда посмеялись все, включая преподавателя. Потому что ворчание профессора Понтекорво никогда не переходило определенных границ, когда его упреки можно было бы счесть унизительными или угрожающими.
На этот раз, казалось, он очень смутил этого парня. Его слова были резки, а в голосе явно звучала враждебность. Как будто ужасная прическа студента и аляповатая оправа его очков лично задевали профессора Понтекорво.
«Итак, вы мне ответите, как можно приходить на лекцию без ручки и бумаги?»
И потом Лео сказал это. Он не сдержался. Он все-таки позволил себе замечание, которое не должен был позволять. Но, в конце концов, почему ты всегда должен выворачиваться наизнанку и идти против себя? Он помолчал несколько секунд и решительным голосом спросил: «Вам не стыдно?»
«А вам, профессор, не стыдно зарабатывать миллиарды и не платить налоги?»
Из-за этой фразы Лео не спал три ночи подряд. У него не хватило духу рассказать Рахили, чем закончился тот эпизод. Да, он не сказал ей ничего, но неотступно продолжал думать об этом. Тот мелкий лохматый гаденыш уложил его на ковер перед всей аудиторией. Он сделал то (в той самой аудитории, которая была зачарованным королевством Лео, где он иронично властвовал двадцать лет), что очень скоро публично сделали прочие: он поспешно осудил и приговорил его. Поэтому все последующие дни Лео провел, придумывая ответы, которые он мог бы дать провокатору, но не дал. В отличие от того, что обычно происходит, когда мы мысленно возвращаемся к упущенной возможности произнести блестящую реплику, адекватную нанесенному нам оскорблению, достойно ответить на провокацию, Лео, напротив, убедил себя, что его поведение было наилучшим в данной ситуации. Он промолчал. Он сделал вид, что не услышал и не был уязвлен. Он сделал вид, что его преподавательский авторитет не был навсегда унижен. Он вернулся к лекции, к тому месту, на котором остановился. Анализ крови и все прочее…
