Избавитель | страница 3
Час или два Роман бродил вокруг дома, заглядывая в окна. Когда свет в окнах погас, он понял, что его уже не ждут, и сел на завалинку, уронив костыли. Вокруг не было ни души, лишь сонно пели цикады. В их пении он уловил голос Киры. Приблизилось ее лицо, губы, кончик носа, тоненький, фиалковые глаза и вся она, не такая, какой он привык ее видеть.
— Роман, будет лучше, если ты уедешь… — Она поцеловала его, как-то неловко, оцарапав очками. Он промолчал. Он все еще переживал прикосновение ее губ, ласковое и настороженное. В поцелуе ощущалось и желание сделать ему приятное, и страх, что он неверно истолкует это желание.
Лицо Киры множилось. Роман уже не знал, где Кира, а где ее подобия, отражения.
— Нет, нет… никуда я не уеду… и не смотри на меня так… — Слепой от слез, в каком-то затмении Роман замахнулся на нее костылем и неожиданно увидел перед собой Глеба…
В ту ночь Глеб ушел из дома. Несколько лет он скитался, жил, вверяя себя иногда страсти, иногда инерции. Реальность напоминала обрывки снов. Некоторые вещи представлялись яркими, с четкими очертаниями, другие поблекшие, размытые, словно видные сквозь закопченное стекло…
В 27 лет Глеб окончил исторический факультет университета и задумался о том, что влечет человека к славе или к гибели. Целыми днями он рылся в книгах, что-то писал. К 40 годам у него уже было имя, он казался человеком ученым, это было видно по его одежде, по походке. В 45 лет он приобрел склонность к утомлению, связанную с расслабляющим видением некоей земли обетованной, где найдет покой и бесчувственность. Он постепенно превращался в одинокого и ранимого человека, которого нетрудно пленить, но от брака он уклонялся. Женщины оставались для него тенями среди библиотечных теней, пока судьба не привела его в лагерь…
Взгляд Глеба, все еще затуманенный воспоминаниями, скользнул по небу, в котором преобладали смешанные, серые тона, так ценимые мистиками, переместился на стену барака, он точно закапывался в землю вместе со своими обитателями, и остановился, наткнувшись на Гомера. Кто-то вывел его на свет, сам он уже не мог ходить. Он сидел на камнях без шляпы, босой. В его бороде путались солома из тюфяка, мухи. Слепыми глазами он смотрел на дорогу, которая петляла между сопками и облаками. По этой дороге в лагерь шли люди со своими страхами и сомнениями, сопровождаемые окриками конвоиров и лаем голодных собак.
Над камнями летали вороны, чуть поодаль в песке играли дети, что-то щебетали, захлебываясь от радости, из барака доносились гортанные женские голоса, звуки губной гармошки…