Город грехов | страница 84
С помощью прохожего писатель вынул труп блаженной из петли и положил на паперть, по которой шли прохожие, сами не зная, куда они идут.
Блаженная вдруг открыла глаза и сказала:
— Я не умерла?..
— Что она сказала?.. — спросил прохожий.
— Она хочет, чтобы мы повесили ее там, где она висела… я смотрю, вы знаете ее…
— Она дочь мэра… играет роль блаженной и девственницы… чем-то она похожа на мою дочь… ее похитили… всю жизнь я ее искал, даже не зная, что, собственно, ищу… у блаженной своя история… говорят, она уже не раз воплощалась и видела многое из того, что скрыто от смертных за складками занавеса…
— Я ничего не понял… — писатель потряс головой.
— Посмертные истории способны запутать всякого… вы меня не узнаете?..
— Узнаю…
— Что с вами?.. вы побледнели… вы боитесь смерти?..
— Бояться смерти — это все равно, что знать то, чего не знаешь…
— Как писатель вы, наверное, что-нибудь написали о смерти…
— Нет, не написал, но пытаюсь написать… а вы, как философ, наверное, что-нибудь родили, какое-нибудь учение?..
— Бог запретил мне рожать… я могу только принимать роды… порождать — дело бога… а рожать — дело женщины… о чем ваш роман?..
— Главный герой романа — известный поэт… ему даже поставили статую из железа… совершенная дрянь… все ее достоинство в ржавчине…
— Вы давно вернулись в город?..
— Неделю назад… в городе мало что изменилось… у его обитателей все та же затаенная злоба к власти, и страх… и самое печальное то, что во всем этом нет никакого смысла…
Мимо прошла толпа прохожих.
— Что же вы замолчали?..
— Я смотрю на прохожих и думаю, смогли бы они восстать против власти?.. нет… им восставать ни к чему… хотя о мятежниках они говорят… иногда даже пишут…
Ночью писатель сидел в кресле еврея и рассказывал актеру историю своей любви с печальными последствиями.
— Нет повести печальнее на свете… — писатель вытер слезы. — Она жила в руинах и являлась мне во сне… а недавно она обрела плоть и кровь, явилась мне воочию… я вынимал ее из петли… в ней почти не осталось изящества… она невысокого роста, худощавая, рыжая, шрамы на запястьях… ликования я не испытал, но когда она вдруг воскресла и открыла свои темные глаза, пугающие и испуганные, я провалился в них как в бездну… случилось так, что прошлой ночью я оказался в ее келье… я попытался обнять ее, прильнуть к ее губам, но она отстранилась, сказала совершенно без чувства: «Проснись…» — и я проснулся, все еще испытывая желание и испуг…
Писатель умолк и снова заговорил. Голос его прерывался.