Город грехов | страница 108
— Как пойдем?.. в гору или с горы?..
— А разве нет ровного пути?.. — Скрипач глянул на артиста, потом на писателя.
Мимо прошли две женщины, похожие на монашек.
— Однако странно… женщины все еще волнуют меня… — пробормотал артист.
— Лично мне противны лишь блудницы и старухи… — сказал прохожий. — А вы я вижу холостяк…
Артист промолчал, лишь улыбнулся.
— У моей жены было пять мужей… нет, пожалуй, семь… и всех она сгубила своим нравом… надо сказать, что нрав у нее был непостоянен и коварен… — Прохожий повел плечами, как от озноба. — Ну, вот, только подумал о жене и уже весь дрожу… сгинь, с другими играй в эти игры… вы верите в существование призраков?..
— Нет…
— А вы?..
— Верю… я и сам призрак…
— Шутите?.. не понимаю, как можно верить в то, чего нет?.. объясните…
— Не все можно объяснить словами… — сказал писатель, прислушиваясь к шуму дождя.
Уже несколько дней шел дождь. В воде плавали дома, деревья. Все было полно водой, проникающей и сверху и снизу. Рыбачьи поселки ушли под воду и опустели.
Жители устремились в горы. Они ничего иного не могли сделать, как только бежать и плодить слухи. Старики спасались на крышах домов.
Бог, все приведший из небытия в бытие, не мог не видеть происходящего, но не вмешивался, медлил с заступничеством…
Писатель, артист и философ, который пристал к ним несколько дней назад, пережидали непогоду в пещере.
— Не ты ли накликал потоп?.. — сказал артист, обращаясь к писателю, который взирал на город, напоминающий некое чешуйчатое чудовище с крыльями, уползающее в воду.
Писатель промолчал.
— Все дела человеческие — один морок и суета… — сказал философ. — Смерть все отнимает и богатство, и славу, которая одним даруется, а другим лишь обещана… — Взгляд философа скользнул по толпе прохожих таких тощих, что, казалось, они уже не существуют телесно. Они стояли и гадали, что с ними будет там, куда они придут?
Писатель заговорил с одним из прохожих, как с живым, но ничего внятного не услышал, кроме стенаний и жалоб.
Писатель сел на камень, потом лег. Он лежал и прислушивался к шуму мыслей.
Пришел сон, неся утешенье. Мысли писателя смешались, и он заснул. Во сне он был неким мифическим персонажем.
Заснул и философ.
Сон вернул ему разум. Обычно мрачный, он вдруг рассмеялся. Что-то его рассмешило до слез.
Лишь артист не спал. Он лежал и прислушивался к невнятному бормотанию прохожего.
Прохожий умолк.
«Немного я услышал, но и это малое, без сомнения, трудно будет пересказать… — подумал артист. — Увы и ах…»