Он обнял Анжелику и нетерпеливо привлек к себе.
— Ты счастлива, любовь моя?
— Конечно. Вечер просто чудесный. — В ее парижском произношении едва угадывался какой-то легкий акцент.
— Вы работаете над очередным портретом мадемуазель Касте? — спросил кто-то.
Слово «мадемуазель» позабавило Анжелику. Уважение, с которым гости обращались к ней, объяснялось лишь положением невесты Жана-Луи.
— Еще бы! — Он энергично всплеснул руками. — Как же можно перестать рисовать ее? Она просто изумительна. А эти глаза! Боюсь, моя палитра бессильна передать их прелесть.
Его немедленно принялись разубеждать, и не без основания: глаза на портрете были написаны с потрясающим мастерством. Они светились как живые, и казалось, что это сияние исходит из глубины холста.
При первой встрече внимание художника привлекли именно глаза Анжелики — ясные, зеленоватые, с глубокими янтарными бликами. Он преследовал ее с упорством маньяка, пока наконец не убедил позировать ему.
И все же, предвидя подобное развитие событий и не желая становиться частью публичного спектакля, девушка сопротивлялась до последнего. То же касалось и сексуальных домогательств, которые она отвергала до тех пор, пока Жан-Луи не впал в такую прострацию, что почти потерял способность работать. Почти. Живопись всегда стояла для него на первом месте, и Анжелика не строила иллюзий на этот счет.
Появился фоторепортер с камерой, желая запечатлеть модель рядом с ее изображением. Он просил об этом далеко не первым, но Жан-Луи был сама любезность. Проводив невесту вниз по ступенькам к картине, выставленной в фойе ресторана, и объяснив, как выбрать наилучший растре, он так и не смог дождаться, пока будет отснята вся пленка, и вернулся на верхний этаж, На какое-то время Анжелика оказалась в одиночестве и повернулась к портрету, чтобы еще раз оценить его.
Живопись Жана-Луи Лене была не особенно оригинальна. Тем не менее, несмотря на новейшую манеру исполнения с ее характерными колористическими излишествами, ему удалось достичь почти полного сходства с оригиналом. Зато изображенные в качестве фона суровые горы и сумрачные долины при ближайшем рассмотрении оказывались сплетением сладострастно изогнутых женских тел. Безупречная фигура Анжелики в просторном, развевающемся на ветру белом платье давала простор воображению зрителя. Но прежде всего обращали на себя внимание глаза девушки — таинственные, искушающие, исполненные дивной гипнотической силы, они светились юмором.
