Адвокатская комната, находящаяся во внутреннем дворе тюрьмы, была довольно большой. Посреди стоял массивный стол, вокруг него было расставленно много стульев. Окна в этой комнате, как и в камерах, были закрыты массивными железными решетками. В этой комнате заключенные встречались и советовались по разным делам со своими адвокатами. Сейчас в ней был только военный священник, ожидавший для исповеди уводимых на расстрел.
Первым вошел Белояннис. На руках его были кандалы. Твердым, спокойным шагом он пошел к священнику, поднявшемуся ему навстречу.
— Господь долготерпелив и многомилостив. Он прощает все прегрешения своих… — начал священник.
Белояннис не дал ему договорить и мягко сказал:
— Отче, прошу вас, не омрачайте эти минуты. Что вы от меня хотите? Что вы можете теперь мне сказать и что я вам отвечу?
Священник пытался убедить Белоянниса исповедаться и причаститься, говорил о божеском всепрощении, но Белояннис твердо ответил:
— Еще раз прошу вас, отче, не омрачайте эти последние для меня минуты. Ведь вы же знаете — я иду на расстрел.
Трое других осужденных один за другим, как и Белояннис, с кандалами на руках подошли к священнику, но от исповеди и причастия отказались.
По бокам каждого осужденного встало по двое солдат, вместе с заключенными они вышли во двор и направились к черной машине.
А тюрьма продолжала гудеть, заключенные, прижавшись к окнам, смотрели во двор, криками приветствовали Белоянниса и прощались с ним.
До, черной машины-клетки оставалось несколько щагов. Белояннис повернулся к окнам тюремных камер и, подняв вверх закованные в кандалы руки, громко крикнул:
— Прощайте, друзья, будьте счастливы!
Дверь автомобиля-клетки захлопнулась, и машина выехала на улицу.
Военные власти явно торопились расправиться с Белояннисом. С того времени, как карательный отряд подъехал к тюрьме, и до отъезда всей автоколонны прошло не более тридцати — тридцати пяти минут. В голове ее шел грузовик с солдатами, за ним следовал автомобиль-клетка с четырьмя смертниками. Колонну замыкали три «джипа» с королевским прокурором и офицерами военной полиции.
Машины выехали на бульвар Сингру и направились по нему к центру города. Слева виднелся древний Акрополь. Впереди все ясней вырисовывалась в слабом свете уличных фонарей арка Адриана, а справа от дороги были видны высокие колонны храма Зевса. Но вот и они остались позади. Промелькнули мраморные ступени афинского стадиона. Дальше пошли улицы Ригилис, Кифисиас, Месогион. Город спал, улицы были безлюдны, автомашины не сбавляли хода.
