В-четвертых, мне, как и любому разведчику, для принятия решения необходима максимально полная, достоверная информация. При ее отсутствии решение не принимается или принимается, но с риском тяжелых последствий. Неизвестность, неясность или неполнота исходных данных о предполагаемом результате и возможных последствиях всегда ставят человека, тем более разведчика, в тупик. Конечно, хорошо было бы еще раньше выяснить и обговорить подробности и все детали предстоящей операции: о том, куда меня приведут полицейские Иван и Савва, что меня там ждет и в качестве кого туда явлюсь в той неизвестной для меня обстановке кочующих в лесных дебрях партизан, когда против них немцы ведут карательные операции по очищению своих тылов.
Но тогда, при необычно напряженной и скоротечной обстановке расставания, ни мне, ни Наталье Васильевне было не до уточняющих вопросов. Она сообщила главное в пределах возможного и такой способ моего перехода, какой оказался наиболее приемлемым для них, но не в полной мере для меня лично.
В-пятых, дело в том, что я отлично знал, что в Смоленске дислоцируются не только штаб центральной группы войск вермахта и другие штабы, но и все основные фронтовые центры разведки, контрразведки, службы безопасности, гестапо, СД и СС. Вся эта гитлеровская камарилья должна кормиться, получать звания, награды, поощрения и с присущей немцам педантичностью отрабатывать свой хлеб. Для меня не было секретом, что контрразведка и служба безопасности держат под постоянным пристальным вниманием поведение и лояльность всех русских. В этом я убеждался неоднократно на своей шкуре и особенно, когда мы встретились и общались с Натальей Васильевной. Оба мы находились под негласным агентурным наблюдением и слуховым контролем. Правда, как разведчики, мы были максимально осторожны. Вот почему о предстоящей операции она заговорила на улице без посторонних.
В этих условиях весь план моего перехода в воскресенье к партизанам показался мне уязвимым с точки зрения моей личной безопасности. Какая опасность мне представлялась реальной? Допустим, в воскресенье я подъезжаю к складу, проверив, что за мной нет наблюдения, устанавливаю контакт с ранее неизвестными мне полицейскими-партизанами Иваном и Саввой, и они ведут меня к месту, где я должен встретиться с Натальей Васильевной. Но где гарантия, что они приведут меня туда, куда надо, в безопасное место? К партизанам, а не в полицию или к офицерам контрразведки. Где гарантия, что полицейские, будучи, по сути, двойниками, не подосланные агенты контрразвведки, которая решила проверить мою лояльность и возможную причастность к массовому провалу завербованной мной агентуры? Тем более что я интуитивно чувствовал эти подозрения в мой адрес раньше. На душе было тревожно и тяжело, голова раскалывалась от сомнений и противоречивых мыслей. Я чувствовал себя осиротевшим и загнанным в угол. Надо было решать, как поступить завтра.
