— Шива — сто процентов первый класс, — заверила меня Рашми и, прежде чем я успела что-то сказать — и даже сообразить, что именно сказать, — добавила: — Идем, бета. — Она подхватила Билли на руки и унесла из гостиной — несомненно, чтобы скормить ему тайком принесенный кокос.
Не желая выслушивать сальные намеки Рашми, я оделась, взяла сумочку и сообщила, что нам с Билли нужно прогуляться по делам. Не особенно при этом и соврав. В каждой церкви есть свой архив, и я надеялась, что Адела и Фелисити оставили какие-то следы в церкви Христа в Симле. Билли нравились прогулки в город — костюмы, запахи, цвета, — и он тут же, захватив Спайка и подушку, выбежал из дома и запрыгнул в свой «Ред флайер».
Я надела солнцезащитные очки, взяла фотоаппарат, и мы зашагали по дороге мимо аккуратных колониальных бунгало, уютно устроившихся на зеленых горных склонах. В девятнадцатом веке здесь занимались по большей части сельским хозяйством, и вся территория делилась на крупные плантации и мелкие фермы. Вторая волна строительства бунгало пришла в 1920-е, когда Симла сделалась летней резиденцией британского чиновничества. Древняя Масурла, оставаясь в русле индийской традиции, никаких перемен не замечала.
Отступив от дороги, бунгало благодушно отдыхали за стеной из цветущих кустарников и старых деревьев. Возле каждого кружила в ожидании распоряжений стайка смуглых слуг. Кто-то неспешно подметал веранду, кто-то подстригал зеленую изгородь. Название каждого дома можно было прочитать на воротном столбе: Вилла Муссон, Морнингсайд, Тамаринд-хаус.
Лето давно началось, но половина бунгало стояли пустыми. Лет двадцать назад все дома были бы заняты уже к маю, сейчас же здесь остались только чиновники, непосредственно связанные с передачей Индии индийцам, и большинство из них готовились отбыть после августа.
Когда я только приехала в Масурлу, жены этих чиновников, улыбчивые англичанки в скромных платьях, пригласили меня на послеполуденный чай в Морнингсайде, бунгало, принадлежавшем унылой, с лошадиной физиономией, Верне Дрейк. Сконы у нее получились какой-то странной формы, но варенец был великолепен. Оно и понятно, ведь в Индии его готовят веками. Джем от «Фортнам энд Мейсон» покупали в местном магазине. Дамы были вежливы, но я в их компанию не вписывалась. На мне были светло-коричневые слаксы и красивая туника, купленная на базаре. Я всегда настороженно относилась к ярким расцветкам и тогда перебрала целую стопку туник, прежде чем обнаружила расшитую серебром и украшенную янтарным стеклом шелковую камизу цвета шампанского. Еще я надела соломенную шляпу, солнцезащитные очки и сандалии, приехала на велосипеде и была вполне довольна собой, пока не вошла в комнату с «веселым» ситчиком, цветочными летними платьями и жемчугами. Не знаю, были они все ниже меня или выше — никто не поднялся при моем появлении, — но я ощущала себя жирафой в викторианской гостиной, и, пока разглаживала помявшуюся после долгой поездки камизу, эти тщательнейшим образом завитые дамы прятали улыбки за чашками с чаем. Снимая шляпу, я услышала, как кто-то сказал: «У моего мужа такой же шлем», но так и не поняла, принимать это как комплимент или издевку.
