Кабинет номер 189 встретил нас приоткрытой дверью и густым запахом кофе. За "Т" - образным столом, помешивая ложкой в чашке, сидел маленький, толстый, весь лоснящийся человечек в костюме и листал бумаги, низко наклонив голову с отсвечивающей круглой плешью. У него было доброе лицо, сплошь состоящее из мягких выпуклостей, и безвольный красный рот с узкой полоской рыжеватых усиков, будто приклеенных к верхней губе.
- Ко мне? - бодро вынырнув из вороха документов, спросил человечек и улыбнулся нам. - А-а, по поводу старушки.
Мы вошли. Полина сразу протянула пропуска, и я заметил, что руки у нее чуть подрагивают.
- Отлично, - дознаватель Голес кивнул нам на жесткие стулья, стоящие по обеим сторонам ножки буквы "Т". - Садитесь и рассказывайте.
Девушка заговорила, а я сидел, разглядывая кабинет, и думал о том, что завтра нужно будет встать в пять часов утра (а лучше и вовсе не ложиться, чтобы не проспать) и занять очередь в санчасти. Там есть окошко с табличкой: "Запись на медицинскую комиссию". Всем записавшимся дают специальный талончик, но, пока идет очередь, нужно успеть зайти к глазному врачу и взять освобождение от работы. В том, что это освобождение будет, сомнений нет. Главное, не проспать, иначе простоишь весь день без толку.
Зазвонил телефон, и дознаватель, извинившись перед Полиной, взял трубку:
- Да. Голес... Ах да, все насчет той кражи... Я вызвал на завтра продавщицу Ивкину, она могла видеть преступника. Ну, а что? Протокол составлен, дело совершенно ясное... А кем он работает? Да-а?!.. Но в любом случае только завтра. Сейчас он может идти домой... Что? А почему? Он что, хочет жаловаться?.. - круглое лицо Голеса стало кирпично-красным. - Хорошо. Я сейчас допрашиваю свидетеля по делу о пропаже человека. Пусть зайдет через двадцать... нет, через полчаса. Хорошо.
От нечего делать я прислушивался к телефонному разговору, и слова насчет "продавщицы Ивкиной" неожиданно чем-то зацепили меня, было в них что-то очень знакомое, хотя никакой Ивкиной я не знал. Что-то знакомое...
"...ты, Ива, просто уникум. Сейчас дают - бери, а думать потом будешь..." - эти слова вспыхнули, как спичка, и тут же погасли. Ива. Вот оно что! "Ива" - прозвище, и обращались так именно к продавщице, той самой, что скрутила куртку на прилавке и намертво стянула ее бечевкой. Она могла видеть преступника - то есть меня!..
* * *
Однажды утром, когда наш большой начальник уехал на службу в своей черной лаковой машине, а мама (была не ее смена) осталась со мной дома, я, потянувшись через стол за маслом, разглядел у нее шее, над воротом халата, странное пятно, похожее на четко очерченный малиновый синяк.
