— Кто, кто… Дед пихто! — раздался в ответ до боли знакомый голос. — Вы откроете мне сегодня или нет? Я уже битый час тут звонок насилую.
— Так это же Маринка! — радостно подпрыгнул на месте Ромка, первым сообразив, кто торчит на лестничной площадке. — Открывайте скорее, Ольга Юрьевна.
Теперь уже и я догадалась, кому принадлежит этот язвительный голосок, и торопливо принялась открывать все замки. Вскоре я распахнула дверь перед нашей пропавшей почти на два дня коллегой и… замерла на пороге с открытым ртом. Не менее меня удивились и Кряжимский с Ромкой, так как они в то же мгновение притихли. И было на что так среагировать. Широкова, которая, казалось, уже ничем особенным нас удивить не могла, стояла сейчас перед нами в совершенно ошеломляющем виде.
Во-первых, волосы ее были профессионально уложены в очень оригинальную прическу, правда, несколько растрепанную. Макияж фактически отсутствовал, а одну щеку украшала небольшая царапина. Что касается одежды, то она сейчас совершенно потеряла цвет от грязи и походила скорее на лохмотья нищего, нежели на какое-то светское платье или костюм. Маринка стояла босиком, а туфли держала в руках, несмотря на то что порядком замерзла и то и дело перепрыгивала с ноги на ногу.
Зрелище, надо сказать, было из ряда вон выходящее. Мы даже сказать ничего не могли, настолько она нас ошарашила. Сама же Широкова, не обращая никакого внимания на нашу реакцию, буквально пулей влетела в квартиру, едва не сбив меня с ног, и без лишних слов умчалась в кухню. Только оправившись от шока, я поспешила закрыть дверь и последовала за ней. Остальные так же торопливо поспешили в самое теплое и уютное место моей квартиры.
Оказавшись в кухне, мы снова замерли, на этот раз прямо в дверях, и с открытыми ртами стали наблюдать за тем, как Маринка, как снег нам на голову свалившаяся, за обе щеки, без вилки, прямо руками, словно она выросла в джунглях, уплетает остывшее картофельное пюре, заедает его кильками из банки, даже не удосуживаясь их очистить. У меня просто не было слов, чтобы выразить свое недоумение, вызванное Маринкиным поведением, а потому я просто стояла и глупо хлопала ресницами. Не подавал признаков жизни и Кряжимский, и только Ромка, несколько минут потаращившись на свою любимую коллегу, принялся от души хохотать.
— Ну что ты ржешь-то теперь, как лошадь? — не переставая жевать, пробурчала Широкова. — Что, ни разу не видел, как люди едят?
— Чтобы так — не видел, — не переставая смеяться, откликнулся наш курьер и тут же сделал Маринке «комплимент»: — Ты похожа на свинью, которую недели две не кормили, а потом бросили ей ведро помоев. Один в один.
