Послав ему воздушный поцелуй, я продиктовала адрес и повесила трубку.
— Тебя, конечно, не интересует мое мнение, — начал он спустя некоторое время, кашлянув, дабы привлечь к своей персоне мое внимание, — но я его все-таки выскажу. Мне кажется, что ты загоняешься!
Я с интересом посмотрела на него. Ах, я загоняюсь?
— И куда это я, как ты изволил выразиться, загоняюсь?
— Вот это и вопрос — куда тебя занесет, — развел он руками. — Может быть, тебе стоит сначала все-таки подумать?
— Я подумаю, — вздохнув, согласилась я. — Непременно. Как только, так сразу. Я буду много и напряженно думать, а о результате этого непосильного процесса сообщу тебе почтой. Лет через двадцать.
— Все-таки ты еще дерзкий подросток, — печально констатировал он. — Очень хочется видеть тебя повзрослевшей и поумневшей, но я реалист. Я понимаю, что пока это невозможно. А жаль…
— Иногда, когда я смотрю на скучных взрослых типа вас с Ванцовым, я начинаю понимать Питера Пэна, — улыбнулась я. — Тоже не хочется взрослеть.
— То есть ты хочешь доказать недоказуемое и гордишься этим своим стремлением, — кивнул он с довольным видом.
— Нет, я просто хочу понять этого человека. Эта история возбудила во мне интерес…
— Сашенька, — возвел он очи к небесам.
— Меня там нет. Я здесь сижу, — рассмеялась я.
— Сашенька, а почему же тебя она не заинтересовала в тот момент, когда сам факт этого убийства потряс весь город?
«Потому что я не видела его глаз», — хотелось ответить мне, но я прикусила язык, предчувствуя гнусные инсинуации по поводу моего нездорового увлечения этим красавцем Воронцовым.
Я просто тихо процитировала Уайльда.
Любимых убивают все — за радость и позор,
За слишком сильную любовь, за равнодушный взор,
Все убивают — но не всем выносят приговор…
— Сашенька, я все понимаю. Но ты пытаешься весь мир населить поэзией, а в нем этого нет. Дай тебе волю — ты начнешь одухотворять стол, пытаясь придать ему человеческие черты. Перед тобой убийца, а ты вкладываешь в его уста «Балладу Редингской тюрьмы», которую он, возможно, и не читал никогда. Он же спортсмен, Сашка! Мастер спорта по стрельбе…
— Ага! И почему тогда он предпочел топор?
— Не знаю, спроси у него. Да неужели бы он не смог оправдаться, если бы захотел? Он предпочитает молчать…
— Аутизм, — пожала я плечами. — Или просто он хочет страданий.
— А дети? Для них он тоже хочет страданий?
— О детях я не подумала, — призналась я.
Как это я, в самом деле? Да ведь есть кому меня нанять!
