Я не спешила с признаниями. Опыт всей моей жизни показывал, что признания не всегда полезны. Иногда куда правильнее затаить истинные чувства.
— Ну-с? — грозно сдвинул он брови. — Колись. Все равно придется. Кто разбудил в твоем сердце чувство пламенной справедливости, доселе мирно дремавшее?
— Воронцов, — тихо сказала я. — Игорь Воронцов.
* * *
Он очень долго смотрел на меня, жалостливо так, как на смертельно больного человека. Потом открыл было рот, но ничего не сказал, только махнул рукой.
— Что, ты тоже считаешь, что Воронцов убил Тумановскую, да? — спросила я.
— Улики есть улики, — пробормотал он. — Против лома нет приема. Если человек сидит на полу перед трупом своей жены и сжимает в руках топор, которым только что раскроил ей череп, и при этом никто из него не может вытянуть ни слова, что ты еще будешь думать?
— От противного, — ответила я.
— То есть?
— То есть я подумаю, что, например, он пришел и застал эту ужасную картину. Топор лежал рядом. Дальше потрясение. Шок. Он не хочет говорить. Есть еще чувство подсознательной вины, — предположим, он считает, что, если бы он находился дома, его жена была бы жива. Поэтому он взял это преступление на себя. Мало ли, почему человек молчит?
— Он не производит впечатление человека, который находится в шоковом состоянии.
— Ты что, Лариков, новый Эрих Фромм? Как ты можешь определить психическое состояние человека?
— А его не я определял. Это заключение судебного психиатра. У Воронцова все в порядке с психикой.
— Просто он молчит, — кивнула я.
— Не надо иронизировать!
— Я не иронизирую. Мне непонятна позиция этого судебного психиатра. Человек только что пережил состояние аффекта…
— Не было никакого аффекта!
— Тогда мы имеем дело с гнусным чудовищем, хладнокровно убившим собственную и — что немаловажно! — любимую жену и не испытавшим при этом никаких потрясений и изменений в психике? Прости, мне Воронцов совсем не показался чудовищем. А глаза у него больные. Хотя я не психиатр. Может, я чего не понимаю, но у меня создалось впечатление, что он просто больше не хочет жить. Этот человек несчастен. И нуждается в помощи.
— Саш, я понимаю тебя. Воронцов обаятелен. Воронцов красив…
— Да пошел бы ты, Лариков! — заорала я. — При чем тут это? Я что, напоминаю вам всем девицу, которая спит и видит нового кавалера? У меня на Сережку-то времени и сил не хватает, а вы все сходите с ума, считая мое желание вмешаться и чем-то помочь элементарными «бабскими» чувствами!
