Махнув рукой, она выдавила улыбку и спросила:
— Может быть, еще зайдешь как-нибудь? Расскажешь, как у тебя дела?
— Зайду, — пообещала я. — А хотите, я оставлю вам свой телефон?
— Оставь, — кивнула она. — Но ты лучше сама позвони.
Мы обменялись телефонами. Правда, я все-таки дала ей свой рабочий, предупредив об этом.
На прощание она меня поцеловала, крепко прижав к большой своей груди.
Я не протестовала. Хорошие отношения прежде всего, не так ли?
Тем более что я действительно собиралась посетить ее еще разок.
Выйдя во двор, я невольно обернулась.
Дом производил действительно жуткое впечатление, может быть, из-за зловещей ауры, витающей над ним, а может, просто из-за того, что серые стены с разводами вековой грязи напоминали стены разрушенного временем и житейскими бурями замка?
В окне первого этажа я заметила силуэт, и сначала он меня напугал.
Да, Сашенька, сказала я себе. Посещение места преступления, равно как и визиты к гадалкам, весьма расшатывают нервы. И неизвестно, что их расшатывает больше.
Абрис в окне расплывался, но мне казалось, что я нахожусь под прицелом пристальных глаз, видящих даже мое внутреннее «я». Я отшатнулась, пытаясь инстинктивно спрятаться, скрыться, но странный взгляд не отпускал меня. Жуткое это ощущение было таким пугающим, но все-таки я сделала несколько шагов вперед.
Теперь я отчетливо видела старческое лицо. Взгляд, так напугавший меня, принадлежал человеку слабовидящему.
Сомнений не было — это была та самая старушка, которую при расследовании не брали в расчет по причине ее подслеповатости и глухоты.
Она смотрела прямо на меня и в то же время мимо меня, и мне отчего-то стало еще страшнее.
«Господи, какой странный вид у этого дома!» — подумала я, направляясь к автобусу.
Немудрено, что тут произошли такие странные и страшные события…
Когда я пришла домой, то чувствовала себя бесконечно уставшей. Мама смотрела «Игры патриотов» по телевизору, а я сидела в углу и созерцала пространство.
Все-таки — что же там такое произошло? Теперь история Маши Тумановской приобретала совершенно иные очертания — да и Машин облик тоже. Я пыталась мысленно воссоздать ее образ — и он получался не такой, как раньше. Теперь Машины спокойные глаза стали растерянными, как у ребенка, потерявшегося в темном лесу и ожидающего помощи. Да и вся она из уверенной в себе, счастливой, веселой женщины превратилась в человека, запертого в замкнутом пространстве и при этом страдающего клаустрофобией.
