Мне захотелось спросить — что же тут противоречивого? Но я сдержался. Тем более что майор вытащил довольно объемистую папку. На обложке была крупно выведена моя фамилия.
Я не отрываясь глядел на эту папку. Я испытывал то, что почувствовала бы, допустим, свинья в мясном отделе гастронома.
Майор продолжал:
— Мы ждем от вас полнейшей искренности. Рассчитываем на вашу помощь. Надеюсь, вы уяснили, какое это серьезное задание?.. А главное, помните — нам все известно. Нам все известно заранее. Абсолютно все…
Тут мне захотелось спросить — а как насчет Миши Барышникова? Неужели было известно заранее, что Миша останется в Штатах?!
Майор тем временем спросил:
— Как вы договорились со шведом? Должны ли встретиться сегодня?
— Вроде бы, — говорю, — должны. Он пригласил нас с женой в Кировский театр. Думаю позвонить ему, извиниться, сказать, что заболел.
— Ни в коем случае, — привстал майор, — идите. Непременно идите. И все до мелочей запоминайте. Мы вам завтра утром позвоним.
Этого, подумал я, мне только не хватало!
— Не могу, — говорю, — есть объективные причины.
— То есть?
— У меня нет костюма. Для театра нужна соответствующая одежда. Там, между прочим, бывают иностранцы.
— Почему же у вас нет костюма? — спросил майор. — Что за ерунда такая? Вы же работник солидной газеты.
— Зарабатываю мало, — ответил я.
Тут вмешался редактор:
— Я хочу раскрыть вам одну маленькую тайну. Как известно, приближаются новогодние торжества. Есть решение наградить товарища Довлатова ценным подарком. Через полчаса он может зайти в бухгалтерию. Потом заехать во Фрунзенский универмаг. Выбрать там подходящий костюм рублей за сто двадцать.
— У меня, — говорю, — нестандартный размер.
— Ничего, — сказал редактор, — я позвоню директору универмага…
Так я стал обладателем импортного двубортного костюма. Если не ошибаюсь, восточногерманского производства. Надевал я его раз пять. Один раз, когда был в театре со шведом. И раза четыре, когда меня делегировали на похороны…
А моего шведа через неделю выслали из Союза. Он был консервативным журналистом. Выразителем интересов правого крыла.
Шесть лет он изучал русский язык. Хотел написать книгу. И его выслали.
Надеюсь, без моего участия. То, что я рассказывал о нем майору, выглядело совершенно безобидно.
Более того, я даже предупредил Артура, что за ним следят. Вернее, намекнул ему, что стены имеют уши…
Швед не понял. Короче, я тут ни при чем.
Самое удивительное, что знакомый диссидент Шамкович обвинил меня тогда в пособничестве КГБ.
