Бывало, что Бог или Дух сам указывал, где новый город поставить, и рождался он как бы из пустоты, по благословению.
Такая история произошла в незапамятные времена на Руси с князем Андреем Боголюбским[11], сыном Долгорукого[12].
Когда князь ехал во Владимиро-Суздальское княжество принимать бразды правления, повозка, везущая икону Пресвятой Богородицы остановилась вдруг на опушке леса и не могла сдвинуться с места. Копыта коней точно вросли в землю. Но князь Андрей понял, что это хороший знак, и Пресвятая Богородица сама указала ему на Богом избранное место, на котором следовало построить город.
Правда, Боголюбов град простоял не долго, пройдя обратный путь из князи в грязи. Но всякое бывает. И люди, случается, спиваются да опускаются. То же и города.
Другое дело Петербург.
Случилось как-то Петру Алексеичу прогуливаться по финским заколдованным землям да по Заячьему острову. И пришли к нему две сестры пригожих, одна в платье, как вода блестящем, и волосами до пят текущими, да с глазами голубыми и глубокими, как омут.
Вторая сестра была хворая да болезная, в зеленом сарафане, да с косами пшеничного цвета и с венком на голове.
Понравились царю обе сестры. Что меж ними произошло – доподлинно не известно и знать не положено, да только после этой встречи заложил Петр новый город, и родился Питер.
Кто была его матушка, Питер доподлинно не знал, и отец скрывал от него ее имя. Только две сестры, и Земля, и Вода воспитывали его так, будто бы обе были его матерями.
В отличие от других русских городов, Питер был особенным, потому что был принцем. Еще не было поставлено и пары домов, а его уже называли новой столицей. Это не могло не вызывать ревности со стороны других городов, и особенно Москвы: виданное ли дело, сколько лет никакой конкуренции, и вдруг откуда ни возьмись – законный наследник власти Российской.
Но самое интересное, что родился он ни на кого не похожим, как говорится, ни в мать, ни в отца, а в проезжего молодца. В отличие от славянских городов, он был темноволос и почти что обошелся без деревянного зодчества, церквей с маковками, шатрового стиля да резных изб.
Львы и сфинксы чувствовали себя в нем как родные, атланты, музы и даже сама Венера охраняли его покой, вылавливая для него из астрала радужные сны.
Не был он похож и на голландский город, каким хотел видеть его отец.
Питер оказался своеволен и своеобычен, точно сохранил в себе память своих неведомых духовных родителей.
